Тропинку перелетел сизоворонок, осыпал снег с хвои, вцепился лапками в сук, поворачивая по сторонам гладкое, с отливом тельце, надувая на горле нежный, усыпанный рябью зоб. Стрижайло смотрел на него с опаской, предполагая, что это безоболочное взрывное устройство, замаскированное птичьими перьями. Радиоимпульс замкнет расположенный в горле взрыватель, грохнет направленный взрыв, ударит в тропу кумулятивной струей.
— Предстоит компания по выборам Президента. Нам не нужен другой Президент. Нужен этот, но только ослабленный. Компанию следует провести так, чтобы она напоминала балаган, в котором Президент выглядел бы клоуном в окружении шутов и уродцев. Пусть он выиграет выборы, но народ станет над ним потешаться. Существует проект компании под условным названием: «Смех и слезы». Тебе поручается разработать ту его часть, что связана со «смехом». Мы должны подобрать для него таких конкурентов, провести их дебаты столь смехотворным образом, чтобы выборы выглядели, как шапито. Ты, мой друг, мастер цирковых представлений…
Стайка милых звенящих синиц уселась в сосну, наполнив ее мелкими драгоценными искрами, золотыми, зелеными, голубыми. Сновали, перелетали, ловко шарили клювами в слоистой коре, отыскивая сонных личинок, уснувших на зиму бабочек. Но и в этом чудился коварный обман, — всей стаей порхнут на Стрижайло, уколют тонкими клювами, впрыснут быстродействующий яд, от которого остановится сердце. Его найдут замерзшего на тропе среди милых снующих синичек.
— Я произвел предварительный подбор претендентов, добился от них согласия баллотироваться. Это известный гробовщик, владелец огромной сети погребальных контор, имеющий соответствующую фамилию — Гробман. Крупнейший фармацевт, продавец «веселящего газа» Бренчанин. Известная всем либералка японского происхождения, с талией ядовитой осы Хакайдо. Небезызвестный аграрник Карантинов, друг нашего несчастного Дышлова, не рискующего участвовать в выборах. Либеральный демократ Золушкин, который так и не научился писать и в ведомости для зарплаты ставит против своей фамилии отпечаток пальца. И, наконец, неунывающий вице-спикер Совета Федерации Матронов, у которого при слове «Президент» случается поллюция. Все они пойдут на выборы. Тебе же, мой друг, следует подготовить их программы, разбить на пары и устроить дебаты так, чтобы в их окружении Президент выглядел дураком, на голову которого надели ночную вазу. Такова концепция той части проекта, что подпадает под формулу «Смех»…
На тропинку просыпалась стайка желтогрудых овсянок. Птицы выглядели сытыми, неторопливо бежали впереди прогуливающихся, неохотно взлетали и вновь, с мелодичными переливами, опускались на снег. Стрижайло слушал их птичьи голоса, тонкие посвисты, и в них звучало гипнотическое увещевание: «Соглашайся!.. Мы просим тебя, соглашайся!..»
— Ты согласен, мой друг? — спросил Потрошков, испытующее глядя ему в глаза.
Загипнотизированный, лишенный воли, подчиняясь сладостным птичьим внушениям, Стрижайло ответил:
— Согласен.
— Спасибо. Весной я пришлю в твою рощу сотни певчих птиц, чтобы они превратили твои леса в райские кущи. Лаборатория занята их клонированием.
Стрижайло ничего не ответил. Представил, как в душистом летнем воздухе немолчно поют птицы, и крохотная, с дивной грудкой малиновка, раскрывающая тонкий клювик, есть ручная граната Ф-1, изящно обернутая в оперенье. А певучий, с дрожащим зобиком соловей, есть безоболочное взрывное устройство, начиненное головками от гвоздей.
Бродя по тропинкам, они оказались у самолета. Алюминиевый старомодный гигант, окруженный соснами, тускло отсвечивал белизной снегов и неярким зимним солнцем. Они поднялись на борт, повесили шубы на изящные гнутые вешалки и оказались в уютной гостиной. Стрижайло помнил, что в первое и во второе посещение бомбардировщика интерьер был иным. Но это не удивило его, было частью непредсказуемой действительности, в которую он был погружен и частью которой являлся сам.
С дивана им навстречу поднялся господин, которого тот час узнал Стрижайло. Это был Человек-Рыба, с кем встречались в Лондоне, в отеле «Дорчестер», на «русской тропе», где Рой Верхарн принимал посланцев из далекой России и подписывал им чеки на войну с ненавистным Президентом Ва-Ва. Тогда сей жовиальный господин причислил себя к незнатному, но достойному роду палтусов, чем немало удивил Стрижайло этим странным родством. Теперь же, пожимая руку Человеку-Рыбе, он оказался в родственных с ним отношениях. Случилась так, что ненаглядная, нежно любимая, подарившая ему сына жена доводилась господину сестрой, а тот, в свою очередь, являлся ему шурином. Взраставший в банке младенец являлся господину племянником, сам же он доводился ребенку дядей. Это открытие страшно взволновало Стрижайло. Перед ним стоял его родственник, жизнелюбивый, преуспевающий, источал радушие благополучного, успешного бизнесмена.
— Ну, как наши осетры? — обратился к господину Потрошков, потирая с мороза руки.
— Не все дошли до нерестилища, но икра обещает быть отменной, — был ответ.
— Меня интересуют не только осетровые и лососевые, но и сиговые.
— Видите ли, снасть оставляет желать лучшего. Ячея не тех размеров, да и прочие средства лова не те, что желательно.
— На глубинах используйте невода, а на мелководье блесну. Если случится подледный лед, не брезгуйте и мормышкой.
— Я это понимаю. По нонешним временам и окунь — рыба, и плотва — не птица. Ежели бы грузила потяжельше, да леску подлиньше, тогда и улов настоящий и барыш соответствующий.
Стрижайло слушал эти странные фразы, напоминавшие разговор двух купцов, один из которых доставлял в Москву обозы с мороженной и слабо засоленной рыбой, а другой в торговых рядах предлагал покупателям отменный товар, добытый в морях, озерах и реках. На деле же это был разговор конспираторов, использующих секретные коды, позволявшие им скрывать какую-то опасную тайну.
— Послушайте, — вмешался в их разговор Стрижайло, боясь показаться невежливым, но не умея совладать с обуревавшими его чувствами. — Полагаю, вы знаете о нашем родстве, — он коснулся руки Человека-Рыбы, и в этом жесте была беспомощность и мольба о сострадании. — Знаете, как я люблю вашу сестру. Все ее родственные связи для меня священны. Она говорила о вас, говорила, как вы благородны, чутки к чужому несчастью. Как в детстве вы любили плавать в бассейне «Москва» и часами просиживали перед пустой раковиной, слушая шум моря. Я хочу вас спросить, как наш мальчик? Мой сын и ваш племянник? Я давно о нем ничего не знаю.
— Не тревожьтесь, — мягко ответил Человек-Рыба. — Поверьте, он в хороших руках. Ему ничего не грозит. За ним превосходный уход, и по мере вырастания, он получит отменное воспитание. Я принимаю в его судьбе живое участие. Мы говорили с сестрой и согласились, что ему следует дать гуманитарное образование. Он окончит Оксфорд по курсу античной истории, станет археологом и займется исследованием Атлантиды. Рой Верхарн обещал определить его в этот элитарный английский университет, а мои друзья в Италии — включить его в состав экспедиции. Мы отвезем его в аквариуме в Тирренское море, выпустим на свободу, и пускай, пользуясь наличием жабр, он совершает погружения на большие глубины, где скрывается тайна Атлантиды, — затопленные амфитеатры и храмы, утонувшие галеоны, несметные богатства загадочной цивилизации древних.
