Коробейников чувствовал громадную напряженность площади, своей кривизной повторявшей округлость Земли. Чувствовал вибрацию брусчатки, удерживающей давление мира. Ощущал незримую ось, проходящую через площадь в обе стороны мирозданья. Мавзолей укреплял ось алмазным подпятником. Храм Василия Блаженного зубцами и шестернями сообщал вращенье оси. Мистерия, в которой он был участник, утверждала проходящий сквозь площадь столп мира. Трибуна мавзолея была пультом, откуда велось управление историей, сохранялись ее вектор и скорость.
В воздухе переливчато, нежно зазвенело. Звук излетел из высокого золотого кольца, будто над суровой площадью вспорхнули легкокрылые прозрачные духи. Чудесно перелетали над военными каре, восхищенными трибунами. Рассаживались на малиновых зубцах, голубых еловых вершинах, крестах и шпилях, наполняя серое небо легчайшей позолотой. И уже падали из неба литые сосуды звуков, звонко разбивались о стальную брусчатку, и из каждого изливался чудесный свет. Шумно, пышно, как листва огромного, наполненного ветром дерева, дохнул оркестр. Черная сухая брусчатка ожила, затрепетала, словно растревоженная золотистой рябью вода. Из высоких Спасских ворот скользнула длинная, с открытым верхом, машина. Ее черный лакированный корпус напоминал плывущую ладью. В ней возвышался сухощавый военный в золотых погонах, с блестевшей на фуражке кокардой. Автомобиль, как жреческий челн, выплывал на площадь, оставляя за собой позолоту ветра. На другой половине площади возникла вторая машина. Другой военный, в генеральской шинели, похожий на стоящего в рост гребца, возвышался в ладье. Машины сближались, как два ковчега, и один плывущий по водам гонец нес священную весть другому.
Коробейников знал: принимающий парад министр обороны слушает рапорт начальника гарнизона, который извещает о построении войск. Бессловесные возгласы, как песнопение, летели над площадью. Воздух начинал вибрировать, отзывался эхом, переходил в пульсацию морозного неба, в дрожание темных камней, в трепет алой стены. Вибрация передавалась в небесные сферы, и они откликались чуть слышной музыкой, таинственными поднебесными бубнами, космическими барабанами. Разбуженная вибрацией, вызванная заклинаниями, сквозь миры и галактики летела к земле неистовая красная буря. И все повторялось.
Мчались, сверкая саблями, неукротимые конные армии. Отплывали в море печальные пароходы. Окруженные смоляными стропилами, вставали стены плотин. Шли трактора, взрывая плугами пашню. Загорались стеклянные лампы в тусклых промозглых избах. Шарили в букварях заскорузлые пальцы крестьян. Пламенели знаменами улицы городов и поселков. Летел через полюс серебряный молодой самолет. Мчались танки, врываясь в окопы японцев. В заволжской степи колыхался дым Сталинграда. Над берлинским расколотым куполом трепетал флаг Победы. Летела к орбите сияющая ракета Гагарина. Ледоколы с атомной топкой выпаривали океанские льды.
Две длинные черные машины скользили по площади. Подплывали к военным каре. Раздавался негромкий возглас, и в ответ срывалась лавина, ревел разбуженный воздух, оживало сонное время. Из красных стен, растворяя мертвенный камень, выходили воскресшие мученики. Павшие в боях пехотинцы. Сгоревшие в небесах космонавты. Сгинувшие в пучине подводники. Все, кого опалил жертвенный огонь революции. Кто пал в пулеметных атаках. Сгнил в ледяных болотах. Надорвался в непосильных трудах. Разбуженные ритуальными возгласами, вылетали из безвестных могил, всплывали с океанского дна, собирались из прозрачных лучей. Войска троекратным громом выкликали их несметное сонмище, и они слетались на площадь. От их прозрачных теней туманился кристалл мавзолея.
Коробейников постигал происходящее не разумом, а восторженным, благоговеющим сердцем, таким же лучистым и алым, как горящая в небе звезда. Индус с красным бантом сложил перед грудью руки, шептал лиловыми губами загадочные мантры. Ветеран-полковник молодо выпрямил спину, поблекшее золото на погонах просветлело и сочно горело. Горняк раздвинул могучие плечи, стал похож на памятник герою-шахтеру.
Площадь казалась Коробейникову громадной каменной чашей, где вскипал священный напиток. Над чашей творились заклинания. К ее краям припадали уста. Вселялись бесплотные духи. Проникало излучение звезд. Сотворялась живительная влага, побеждающая тление и смерть.
Министр обороны с гранитной трибуны читал рокочущую бессловесную речь. Над чашей круглилось золотое кольцо, набухали цветные бутоны Василия Блаженного. И уже заахала, застенала медь оркестра, дунули яростные трубы, ударили рокочущие барабаны. Качнулись ожившие стены каре, двинулись грозно боевые полки, шагнули на площадь неукротимые батальоны, качая бархатом красных знамен, тускло сияя оружием, разбрызгивая сапогами черные искры брусчатки.
Душа Коробейникова исполнилась страстного напряжения, которое искало выход, просилось на уста словами молитвы. Глаза бегали в небе, надеясь, что там оживет молитвенная, начертанная на облаках строка. Перелетали на алую стену, где вот-вот сквозь камень всплывут священные тексты. В душе расцветали грозные славословия, звучали молитвенные стихи, чьи рифмы впечатывались идущими батальонами, а образы туманили глаза горячими слезами веры.
Из крови, пролитой в боях,
Из праха обращенных в прах…
Колыхая плечами, сжимая на груди автоматы, шли мотострелки. Литые, нерасчленимые, нацеленные в сокрушительный удар, готовые пройти сквозь пожары мира, руины городов, стенающие континенты. Их твердые лица, огненные глаза, ударяющие в брусчатку подошвы превращались в грозное ритуальное шествие. Офицер-знаменосец нес перед строем багряно-золотое, с письменами и эмблемами, знамя. За красным полотнищем тонко сверкали отточенные сабли. Колонна подошла к мавзолею, офицеры строевым шагом прогрохотали по черно-стальной брусчатке. Коробейников разглядел желваки, яростные брови, восторженные глаза знаменосца.
Из мук казненных поколений,
Из душ, крестившихся в крови…
Шли десантники, раскрыв на груди тельняшки, лихо, в такт, качая голубыми беретами. Отмашки рук, масленый свет автоматов, красивые, на подбор, молодые, сильные лица.
Опустились на площадь, как боги, из бескрайних небес, где медленно, серебристо проплывал самолет, из которого сыпались легчайшие семена. Нежно засевали пустое небо. Каждое семечко раскрывало бесшумный белоснежный цветок, волшебно летело в мир. Превращалось в огненный шквал атаки, в свирепую рукопашную, в прорыв обороны. Грудь знаменосца была усыпана плещущим золотом. На обветренном лице сияли голубые глаза.
Из ненавидящей любви,
Из преступлений, исступлений…
Марширующие шеренги колыхали пространство. Воздух трепетал, рассекаемый взмахами. Батальонами двигала воля и страсть, неодолимая сила и вера. Они были бесстрашны, готовы к смерти. Верили в бессмертие пославшей их в бой Революции. Шли моряки в черных бушлатах. Бескозырки золотились именами кораблей и подводных лодок. Революция разносила благую весть по всем морям, океанам. Опускалась в пучину, вырывалась гигантскими фонтанами света. Коробейников любил их всех, был вместе с ними. Был готов, сжимая оружие, идти среди пожаров и взрывов, умирать беззаветно за священное преображение земли.
