– В этой религии разрешено многоженство, – пояснила я, –
по-моему, очень здорово выйдет: Галя будет зарабатывать, Зина убиваться по
хозяйству, ну а Виктора они поделят. Допустим, понедельник, среду, пятницу он
проводит с одной супругой, вторник, четверг, субботу – со второй. Стену между
квартирами можно разбить, получатся большие, шикарные апартаменты.
– А воскресенье? – полюбопытствовал Алик. Похоже, мое
предложение ему понравилось.
– Пусть ходит к маме.
– Да уж, – ожил в зале психолог, – не позавидуешь парню: две
жены и мама! Даже интересно, ну сколько он протянет в такой компании? Месяц?
Два?
После окончания передачи Алик протянул мне вялую, потную
ладошку и с чувством произнес:
– Спасибо. Обычно все говорят одно и то же, ваше выступление
было нестандартным. Пойдемте выпьем кофе, надеюсь, нам нальют не «Хомо».
– «Фобо», – поправила я.
– Один фиг, – отмахнулся Алик, – никогда не покупайте,
просто блевотина.
Глава 22
В большой комнате весело кипел чайник. Я села на стул,
увидела Федора в компании каких-то парней, хотела окликнуть пиарщика, но тут в
помещение вошли Галя и Виктор. Я невольно втянула голову в плечи. Сейчас
начнется драка, потому что вон там, спокойно поедая конфеты, сидит Зинаида. Но
никто, кроме меня, и не думал пугаться. Съемочная группа, радуясь, что тяжелый
день позади, быстро жевала пирожки, запивая их «Нескафе». Усиленно
рекламируемый «фобо» сами телевизионщики употреблять не хотели.
Галина направилась к Зине, я вздрогнула.
– Холодно? – заботливо поинтересовался подошедший ко мне
Федор. – В студии у них жарища, а тут кондиционеры на полную шарашат. Хочешь,
дам тебе, как деревенский ухажер, свой пиджачок?
– Мне нормально, – ответила я, с удивлением глядя, как Галя
и Зина, поцеловавшись, начали что-то оживленно обсуждать.
– Отчего тогда трясешься? – настаивал пиарщик.
– Да скандалов очень боюсь, – я мотнула головой в сторону
соперниц, – но, похоже, они, слава богу, драться не собираются!
Федор окинул взглядом женщин, мирно грызущих яблоки, и
сложился от смеха.
– Ой, не могу! Держите, люди добрые!
– Что я такого веселого сказала?
– Ты всерьез решила, что они делят этого дядьку?
– Да, – растерянно ответила я, – разве ты не смотрел
передачу? Вроде сидел во втором ряду – Душенька, – веселился Федор, – это
актеры, которые разыграли сцену. На мой взгляд, выполнили свои роли очень
профессионально.
– Подставка! – ахнула я, – Естественно, – пожал плечами
парень. Я старалась переварить информацию. Зинаида и Галина, почти обнявшись,
обсуждали какую-то животрепещущую тему.
– Сплошной обман, – вырвалось у меня. Спутник гадко
захихикал:
– Верно, не обманешь, не продашь. Запомни: газеты врут,
радио лжет, но самое брехливое – телевидение. Все фальшиво: лицо намазано,
костюмы чужие, мысли украдены, а большинство ток-шоу – постановочные. Кстати,
слышала, Войко вначале объявил: передача идет в прямом эфире?
– Ну… Стой! Нас же записывали?!
– Именно. Сколько показывали часы в студии?
Пришлось напрячь память.
– Когда начинали – ровно двенадцать.
– А во сколько закончили?
– В двадцать ноль-ноль, – ответила я и обозлилась – и тут
обман.
– Ага, – радостно заявил Федор, – но нам на это наплевать,
главное, чтобы морда твоего лица стала узнаваемой, и тогда все будет тип-топ!
Мы вышли к длинной лестнице Внизу скучали несколько парней с
камерами и какими-то приборами. Стоящий у входа милиционер лениво зевал. Возле
раздевалки чирикала группка ярко раскрашенных, длинноногих девчонок.
– Осторожно, – заботливо предупредил меня Федор, – не упади,
тут ступенька выщербленная.
– Отвяжись, – сердито сказала я, но он решил придержать меня
за локоть.
Я обозлилась окончательно. Терпеть не могу, когда
малознакомые и не слишком приятные мне люди лезут обниматься, хватают за руки,
пристают с поцелуями.
– Я вполне способна сама спуститься вниз – рявкнула я и
побежала по ступенькам.
В ту же секунду земля стала уходить из-под ног. Уже потом,
анализируя произошедшее, я поняла, что случилось. Слишком длинные брючины
Наташка наметала на «живую» нитку. Низ одной из штанин отпоролся, и я наступила
на нее… Чтобы не свалиться на глазах у всех, пришлось изо всей силы уцепиться
за перила. Я по инерции сделала шаг…
По ногам с тихим шелестом скользнуло нечто
шелковисто-мягкое, в ту же секунду мне стало прохладно, а еще через мгновение
пришло понимание: я стою на ступеньках почти голая. Розовые брючки, слишком
длинные и широкие, небольшой кучкой лежат на моих туфлях. Пытаясь удержаться на
ногах, я наступила на штанину, рванулась, и брюки свалились.
Один из парней, маячивших внизу, заржал и поднял кинокамеру.
Я попыталась натянуть брюки, но легкая шелковая ткань выскальзывала из пальцев.
Федор начал кашлять.
– Быстро помоги! – прошипела я.
Парень ловко поднял меня, встряхнул и поставил на другую
ступеньку, потом наклонился, подхватил брюки и, подавая их мне, совершенно
спокойно заявил:
– Ловко вышло.
– Ловчее некуда, – пропыхтела я, влезая в штаны, – прямо
полный восторг!
– Одно плохо, – на полном серьезе заявил Федор, когда мы,
миновав веселящихся парней с камерами, оказались на улице, – у тебя совершенно
неподходящее белье.
– У меня, – я пошла вразнос, – белые трикотажные новые
трусики!
– Вот об этом и речь, – вздохнул пиарщик, – ничего
интересного. Между прочим, если устраиваешь стриптиз на лестнице, то следует
надеть вниз нечто.., этакое… Ну прикинь, как бы ты смотрелась в черных стрингах
с красной окантовкой? Может, тебе сделать пирсинг в пупке?
– Ты и похороны превратишь в шоу, – покачала я головой –
Имей в виду, – заявил Федор, – твоя кончина и последующее погребение могут
стать отличной пиар-акцией, наш народ начинает поголовно считать гениями тех,
кто покинул сей бренный мир. Впрочем, это идея, следует ее обмозговать.
Я не нашлась что возразить. Ради удачного промоушена Федор
готов закопать меня в могилу.
