– Мне кажется, его не следует увозить в Москву. Пусть останется в земле, которая его породила, – мягко возразил ему Мухтар Макиров.
– Ты веришь в языческую силу талисманов? – улыбнулся Ермаков. – Думаешь, потревоженный дух войны может выйти из могилы?
– Я верю в квантовую физику, в постоянную Планка.
– Вот и хорошо, – засмеялся Ермаков. – Тогда этот стеклянный козел отправится в Москву. Но на фасаде атомной станции мы изобразим волшебного рогатого зверя.
– Как я вижу, достигнут консенсус, – произнес Прибалт, употребляя новое слово, недавно вошедшее в политический лексикон. – Пусть едет в Москву. Хотя там у нас и своих козлов предостаточно. – Все засмеялись. Археолог бережно принял в ладони стеклянное животное, и на пыльных ладонях оно светилось как изумрудная влажная звезда.
Они вернулись в город под вечер. Прибалт поблагодарил всех, простился. Отправился в отведенные ему правительственные апартаменты. А Белосельцев, приняв душ, надел свежую рубаху и, дождавшись, когда расплющенное красное солнце утонуло в море, отправился в бар, где ему назначил свидание Андрей Ермаков.
Было приятно сидеть за высокой стойкой бара, наблюдая, как молодой кавказец-бармен ловко хватает сразу две бутылки. Опрокидывает горлышками в высокий бокал, мешая коньяк и шампанское. Кидает в шипящую смесь смуглую вишенку, кубик льда. Улыбаясь, двигает бокал смуглой длинной рукой: «Ваш шампань-коблер».
Рядом, в сумрачно-золотистом дансинге, танцевали. Покачивались в оркестре похожие на рыб мерцающие инструменты.
И в этой прохладе и меланхолической красоте не верилось, что где-то рядом лежит раскаленная марсианская пустыня, ноздреватая и пористая, как неостывшая лава.
Белосельцев испытывал ленивую сладость и удовлетворение, как в прежние годы, когда завершались рискованные, почти невыполнимые разведзадания и он возвращался из горных ущелий, тропических болот, стреляющих джунглей, где на разбитых дорогах ждали его засады, фугасы, плен или пуля снайпера, – возвращался в прохладный номер отеля «Кабул», где вставал под шелестящий душ, или в китайском ресторанчике Пуэрто-Кабесас ел молочный суп с креветками. Вот и теперь была та же сладость, необязательная беседа с очаровательным, умным Андреем Ермаковым. Главное было сделано. Проект «Ливанский кедр» подтверждался. Русская цивилизация и ее жрецы были обнаружены. Опасность московского заговора, которая еще недавно томила и мучила, теперь отступила, казалась больным преувеличением, столичным бредом. Белосельцев смотрел, как красиво танцуют блюз молодые пары, а над их головами, словно серебряная рыбина, плывет саксофон.
Они обсуждали с Ермаковым научное открытие ленинградских биологов, которым удалось составить геном человека. Полный набор генетических признаков, определяющих физические, психические, а также нравственные черты личности, что открывает путь к бессмертию. К производству биологических запасных частей и установке их в человеке взамен износившихся.
– Быть может, это позволит постепенно освободить бессмертного человека от дурных привычек. Например, люблю выпить после удачно проведенной работы. Особенно «шампань-коблер», – засмеялся Белосельцев, чувствуя, как пьянеет.
Мимо, после танца, проходила молодая пара.
– Не расслабляйтесь. К десяти часам вам нужно быть на постах, – негромко сказал им Ермаков, и они послушно кивнули.
В беседе они перешли от проблемы бессмертия к проблеме воскрешения из мертвых, которая, как оба они полагали, будет поставлена советской наукой в ближайшее время. Генная инженерия, сохраненные ткани мозга и костное вещество позволят воскресить таких людей, как Ленин и Николай Второй, что и станет реальным преодолением последствий Гражданской войны.
– А что, если воскрешенные Первая Конная и Добровольческая армия Деникина вдруг выйдут из-под контроля? И нам снова придется делать исторический выбор? – трунил Белосельцев, чувствуя, как мягкие волны хмеля раздвигают бархатный сумрак и становятся видны струны электрогитары и перламутровый вензель на деке.
Мимо, держа на весу бокал с коктейлем, проходил невысокий, стриженный «под бокс» человек. Ермаков остановил его на секунду:
– Ты помнишь, что новый комплект бронежилетов складирован в третьем микрорайоне?
– Все под контролем, – ответил тот и удалился к дальнему столику.
Эти краткие фразы слегка удивили Белосельцева, но он отмахнулся от них, ибо предложенная Ермаковым тема и впрямь его волновала. Они говорили о проблеме гравитации, в условиях которой сотворялась земная жизнь. Бытие в открытом Космосе, в невесомости, делает ненужным человеку скелет, растению – стебель, а храму – колонны.
– Вполне допускаю, что для бессмертия понадобится только один мой интеллект, – пьяно пошутил Белосельцев. – А его можно будет поместить в бесхребетный пузырь, в гриб, в медузу. Знаете, есть такие грибы, которые выращивают в банке. Ведь это думающие грибы, – он вдруг вспомнил серый клейкий гриб, заключенный в банку, который находился в кабинете Чекиста. И как странно улыбнулся и подмигнул ему гриб, когда Белосельцев покидал кабинет. Это воспоминание позабавило его, и он ухмыльнулся.
К ним подошла девушка с красивой золотистой стрижкой, в полупрозрачном платье:
– Андрей, перевязочные материалы готовы, и я бы хотела передать их головным постам, которые выдвинутся в пустыню.
– Хорошо, – сказал Ермаков. – Только сделай это до десяти. До объявления комендантского часа.
– В чем дело? – спросил Белосельцев, глядя, как удаляется девушка, и к ней, обнимая ее за голые плечи, подходит юноша. – Какой комендантский час?
– Пустяки, – сказал Ермаков. – Итак, мы с вами говорили о гравитации…
Они пустились в обсуждение космической архитектуры, свободной от гравитационного насилия, которое испытали на себе Парфенон и кельтские домены, собор Святого Петра и Кельнский собор. Постепенно перешли к космической живописи, состоящей из спектров и оптических фантазий, согласившись с тем, что первым абстракционистом, певцом чистого цвета, был Данте в поэме «Рай».
К Ермакову подошли двое плечистых парней, которых Белосельцев видел днем на атомной станции. Один спросил:
– Мы хотим уточнить возможное направление главного удара. Нам кажется, им опять станет опреснитель.
– Для обороны на всех направлениях просто не хватит людей! – волнуясь, сказал второй. – Надо выслать в пустыню разведку, и пусть она с помощью костров или световых сигналов обозначит главное направление.
– Все уже сделано, – сказал Ермаков. – Костры разложены по всему периметру города. Они обозначат главное направление.
Парни ушли, о чем-то сосредоточенно переговариваясь.
– О чем это они? – спросил Белосельцев. – Какое направление удара? Какие бронежилеты? При чем здесь перевязочные материалы?
– Если я начну объяснять, вы не поверите, – неохотно сказал Ермаков.
