* * *
Вертолетная пара с бортовыми номерами «46» и 48» готовилась к взлету. Отряд спецназа — все те же солдаты в панамах, длинноногий командир с туго набитым «лифчиком», похожий на кенгуру, — грузил на борт гранатометы, миноискатели, рацию. Запрыгивали в отсек, усаживались на скамьях. Прапорщик Корнилов, в форме, в «лифчике», с автоматом, подсадил в вертолет Дарвеша, и тот, истерзанный, в разорванной хламиде и в мокрой, просевшей чалме, бессильно рухнул на железное сиденье, уложив на колени длиннопалые, онемевшие от веревок руки. Майор Конь наставлял Файзулина и командира второго борта.
— В зону действия ПВО не входить. Выдерживать высоту и дальность. Дальность выстрела «стингеров» — до пяти километра, высота поражения — до трех с половиной. Увидишь караван, сразу на боевой разворот, и лупи всем, что есть. — Конь оглянулся на вертолеты, у которых барабаны были набиты снарядами, висели на подвесках ракеты, тускло отливали воронеными стволами пулеметы и пушки. — Давай сюда карту! — он водил по карте пальцем, указывая на ней кишлак Дехши и от него сектор пустыни, где предстояло встречать караван. — Среди погонщиков находятся инструкторы, способные бить из «стингеров». Что значит по-английски «стингер», знаете? — Пилоты мотнули головами. — «Жалящее насекомое». Вроде шершня. В жопу укусит, и больше не сядешь.
— Постоим, — хмыкнул Файзулин, шлепнул себя по ягодицам и пошел к вертолету.
Они взлетели и взяли курс на солнце, слепившее кабину. Блистеры казались сосудами, полными белой плазмы. Суздальцев вытеснил борттехника и уселся на перекладине между креслами пилотов, положив на колени шлем с ларингофоном. Смотрел, как летит впереди борт «48», как мелькает внизу охваченная бесцветным пламенем земля. На кромке пустыни и предгорий возник кишлак Дехши, замелькали его плоские крыши, на которых оранжевый, яркий был разложен урюк. Сверкнуло латунной фольгой озерцо, окруженное камышами, прянули испуганные винтами утки. Лоскутные поля в струйках арыков были черные, нежно-зеленые и бело-желтые. На хлебном току ходила по кругу лошадь с катком, золотилась солома. Крестьяне, прижав ладони к бровям, смотрели на вертолеты.
Поля пропали, потянулись скалы, усыпанные седым пеплом. И скоро на серой земле, как аппликации, возникли рыжие полумесяцы, длинные овалы, правильной формы окружности. Пустыня Регистан распахнула свою марсианскую беспредельность, и казалось, жар песков силится достать вертолеты, лизнуть фюзеляжи, расплавить металл.
Суздальцев остро смотрел в пески. Не было вялой дремоты, сонной одури, наркотических видений. Ум был ясен, зрачки зорко следили, мышцы были тонкими, гибкими, готовыми к броску, к бегу. Стремительно приближался момент, искупавший долгие недели поисков, тягостные ожидания, злое бессилие. Не напрасны были допросы пленных, пытки электрическим током, гибель Свиристеля, безумная и преступная ночь с Вероникой. Не зря они неделями висели в огненном небе пустыни, расшифровывали радиоперехваты, изучали агентурные сводки доктора Хафиза. Весь размытый, расплывчатый рисунок борьбы сходился в точку вертолетного удара, в огненный фокус победы. Суздальцев смотрел на приборную доску, на которой среди циферблатов были индикаторы ракетных пусков, залпов неуправляемых реактивных снарядов.
Два раза на оранжевых песках они видели занесенные остовы разбитых «Тойот», тех, что месяц назад подбил Свиристель по точным наводкам доктора Хафиза. Следы от машин исчезли, запорошенные песком. Сами «Тойоты» казались окруженными туманным облачком, словно вокруг них дымились бесчисленные песчинки.
— Леня поработал! — сказал в шлемофон Файзулин. — Теперь за Леню мы поработаем!
Впереди возникла малая темная точка. В бинокль Суздальцев разглядел одинокого верблюда с едва различимой поклажей. На горбе, похожем на вторую верблюжью голову, возвышался погонщик.
— Разведчик, — крикнул в ухо Суздальцеву Конь. — Обойти стороной, не спугнуть основной караван.
Вертолеты ушли с курса, обманывая наблюдателя, делая вид, что покидают район. Летели по широкой дуге, словно развешивали над пустыней невидимую сеть. Улавливали добычу, обкладывали флажками, чутко выслеживали дичь. Суздальцев испытывал нетерпение, азарт охотника, предвкушение удачи.
Впереди, у горизонта, возник едва различимый прочерк. Быть может, мираж, сгусток жаркого воздуха, в котором тонули лучи. Черточка отделилась от горизонта, снова слилась. Отслоилась и стала приближаться. В бинокль Суздальцев разглядел вереницу верблюдов, запаянных в стеклянный жар. Их число менялось, они то сливались, то разделялись, пока не превратились в отдельные темные бусинки, нанизанные на незримую нить. Казалось, вертолеты чутко дрогнули, заострились, ярче проступили цифры на бортах, словно в машинах появилась свежесть, хищная устремленность. Через пространство пустыни они вошли в контакт с медлительными животными и оседлавшими их людьми. Прочертили между собой и ними невесомые прозрачные нити.
— «Сорок шестой», вижу цель! … — зарокотало в шлемофоне.
— Цель вижу, «сорок восьмой»! — отозвался Файзулин. — Иди на сближение, на сближение!.. Бей с ходу, бей с ходу!.. Почеши их «нурсами», «нурсами»! … Я добавлю ракетами. … Потом поработаем пушками. … За Леню! За Свиристеля!
— Есть за Леню, за Свиристеля! … Почешу их всем, что имею! …
Злее звенели винты. Вертолеты соединяла блестящая струна. Их несла вперед воющая сила, словно вслед машинам дула труба.
Суздальцев торопил стремленье машин. Они шли наперерез каравану. В бинокль было видно, как верблюды пустились вскачь, понукаемые наездниками. Он ждал, что оттуда, где бежали животные, и клубился под их ногами песок, и на горбатых спинах восседали наездники в тюрбанах, — оттуда прянут кудрявые трассы, станут ввинчиваться в небо, приближаясь к вертолетам, и летчики, спасаясь от попаданий, бросят машины в противоракетный вираж.
Но выстрелов не было. Караван приближался. Головной вертолет по-рыбьи нырнул. Застыл на мгновенье. От него, в продолженье полета, рванулись к земле заостренные клинья, черные, мерцающие огнем ураганы. Было видно, как вокруг каравана встали рыжие фонтаны песка. В песчаном облаке мерцало, рвалось, падали и шарахались верблюды, летели в стороны закутанные в балахоны люди. Продолжая сниженье, вертолет брызнул из-под брюха огнем. Черные клювы впились в землю, превращаясь в сплошное дрожащее пламя. Казалось, громадные пальцы пробегают по клавишам, и под каждым пальцем взрывается тусклый огонь.
Вертолет, завершая удар, отвернул, показав круглое блюдо винта. Суздальцев почувствовал, как дрогнула штанга, на которой сидел, как машина наполнилась гулким колокольным ударом. Из-под кабины вперед ушли две дымные колонны. Удаляясь, сошлись, превращаясь у земли в шары огня. Будто кто-то сгреб караван, отшвырнул в сторону, оставив на песке две круглые, полные дыма рытвины.
— За Леню!.. За Свиристеля! … — кричал в шлемофон Файзулин, долбя из пушек пыльное, скрывшее караван облако. — За нашу Родину, огонь, огонь! …
Они отвернули в пустыню, барражировали в стороне, ожидая, когда рассеется пыль.
