Они промчались по оживленному центру города, переполненного машинами, блеском витрин, вспышками солнца. Оказались у тяжеловесного, как гранитный утес, здания с высеченным наскальным гербом СССР. Алексей без труда узнал Государственную думу. Милиционеры отдавали Сабрыкину честь. Лифт вознес их на многолюдный этаж. Побежавшие навстречу услужливые секретари и помощники ввели их в конференц-зал, где были расставлены готовые к заседанию столы и уже расселись нетерпеливо ожидавшие депутаты, пестрели таблички с именами и названиями фракций, нагнули дужки грациозные портативные микрофоны, блестели бутылки с водой и хрустальные стаканы.
Сразу, с порога, направляясь к приготовленному месту, Алексей увидел телеоператора с камерой, вкрадчивой тигриной походкой обходящего столы. И следующую за ним женщину, которая, узнав Алексея, испуганно вскинула на него зеленые, умоляющие глаза, словно предостерегала от чего-то, стремилась что-то сообщить. Беспомощно шептали ее губы, выше обычного изогнулись золотистые брови. На этот раз она была одета в малиновое, с медным отливом платье, все с тем же лучистым отблеском. Любуясь ею, он подумал, что ткани, которые она на себе носит, имеют неземную природу, сотканы из неземных материй, как хитон Христа. Сама же она явилась в эту земную жизнь из иных миров, чтобы принести ему, Алексею, какую-то тревожную весть, и только ждет случая, чтобы о ней поведать. Так думал он, направляясь к отведенному для него месту с табличкой, на которой было начертано: «Алексей Федорович Горшков».
— Дорогие коллеги, позвольте приветствовать нашего почетного гостя Алексея Федоровича Горшкова, любезно согласившегося принять участие в нашей дискуссии, — Сабрыкин с интонациями спикера обращался в разные стороны. — Потому что сам Алексей Федорович, вы знаете, имеет непосредственное отношение к выбранной нами теме. А тема звучит так: «Царские мученики — покаяние или возмездие?» Ну, кто начнет, господа?
Желчный, с провалившимися, как у старой лошади, висками, с большими лошадиными ноздрями депутат от фракции коммунистов нервно потеребил стебелек микрофона, колючим пальцем ткнул кнопку и произнес:
— А почему, собственно, как черт из табакерки, возник этот «монархический проект»? Мы что, царя выбираем? У нас других проблем нет? Может быть, мы перестали вымирать, как мухи? Или, может, в России хорошие дороги построили? Или последнего коррупционера за решетку отправили? Может, старушки в мусорных бачках рыться перестали? Или в России десяток нобелевских лауреатов появилось? Нам что, мало одного Духовного Лидера Виктора Викторовича Долголетова и мы теперь царя на трон посадим, Алексея Федоровича Горшкова? — Он ехидно ухмыльнулся длинным беззубым ртом, шумно выдохнул воздух из рассерженных конских ноздрей.
В ответ вскочил молодой, бритый наголо депутат от либерал-демократов, с толстой шеей и выпуклыми, как у быка, глазами. Стал сипеть в микрофон, забыв нажать кнопку. Спохватился, ткнул пальцем, громогласно, с мембранным звоном, закричал:
— Вам, краснозадым коммунистам, придется ответить! И за убийство царя, и за невинных царевен, и за мальчика беззащитного! Вам, палачам, придется ответить за расстрелы священников, за убийство дворян и писателей, за ГУЛАГ, за все ваши кровавые зверства! Вас будут судить Нюренбергским судом, приведут в кандалах всю вашу фракцию, а свидетелем выступит тень замученного вами императора! — Он кричал, размахивал руками, копируя своего вождя. На шее играла вена, на губах выступила розовая пенка. Находящийся тут же вождь поглядывал на способного ученика одобряюще.
Алексей с первым криком, с первым желчным ненавидящим взглядом почувствовал, как дрогнули в нем глубинные пласты — не памяти, а доставшихся по наследству болей, дремлющих страхов, уснувших трагедий, среди которых витали души родивших его людей, передали ему страшные гулы и надрывные рокоты миновавшей эпохи. Ожили сановники в золоченых мундирах на картине Репина «Заседание Государственного совета». Шагнул, держа в руках папку, камергер с алой лентой. Просияли ордена на груди генерала. Луч солнца упал на лицо Императора. Зачернели дымы идущей в волнах эскадры. Побежали солдаты, падая от японской шрапнели. Забелели кресты под луной на сопках Маньчжурии. Лопнула от удара снаряда баррикада на Пресне. Промчалась на рысях казачья сотня, и лихой есаул поддел на шашку рассеченное красное знамя. Родовая память была подобна спрессованному сланцу, который расщеплялся на хрупкие пластины с бесчисленными, притаившимися в глубине отпечатками. Отпечатки отлипали от плоскости, обретали объем. Царь в Успенском соборе, в мантии, припадал на колено, и седовласый иерарх в потоках дивного света держал над царской головой корону. Хмурое утро на плацу Петропавловской крепости, полосатый шлагбаум, мокрая перекладина виселицы, и на ней, как кули, слабо покачиваясь, висят казненные. Образы излетали из туманного кратера, будто спали в его душе и, разбуженные воплями депутатов, являлись в мир.
— А вы-то, вы-то, либерал-демократы! Вам ли винить коммунистов в смерти царя? — Это вступил в полемику длиннолицый, с волосами до плеч, с клинышком черной бородки, член фракции «Справедливая Россия». — Вы ведете свою родословную от либералов Временного правительства, от демократов Керенского. Это вы заставили отречься царя. Вы послали к нему негодяя Гучкова. Ваши предатели-генералы, Алексеев, Корнилов, Рузский, буквально силой вырвали у него отречение. Вы передали царя в руки палачей, и думаете, что вы не испачканы кровью? На вас — гибель страны, крушение империи, гражданская бойня. Вы превратили Великую Россию в кровавое месиво, в котором исчезала русская история, русский народ, русское будущее. Мы в нашей партии — не сталинисты, но Сталин выхватил за волосы Россию из заваренной вами кровавой каши. Воссоздал государство, построил промышленность, выиграл войну. А вы, демократы, как были, так и есть, вечные разрушители, гнусные агенты Америки.
— А вот это нет! Вот это нет! — взвился лысенький, подслеповатый депутат с толстыми щечками, похожий на хомячка, член правящей партии.— И вы, «розовые» социалисты, и вы, «красные» коммунисты, вы сообща сломали хребет России. Если бы не было вашего заговора, если бы вы ни подпустили «красного петуха» революции, Россия была бы сегодня первой державой мира. Накануне Германской войны Россия шагала вперед семимильными шагами. Промышленность, банки, строился новый флот, новая авиация. Русское крестьянство кормило всю Европу. Высочайшая культура, наука. После первых неудач войны мы были на пороге победы. Германия выдохлась. На турецком фронте мы были готовы захватить Босфор и Дарданеллы, вернуть православному миру Константинополь. Только предатели либералы и предатели большевики на деньги германского Генерального штаба совершили революцию, а ваш Сталин добил страну, израсходовал человеческий потенциал, и сегодня мы, русские, погибаем.
То один, то другой депутат включал микрофон. Мигали зеленые индикаторы, визжали мембраны, пенились рты, выпучивались глаза. Сабрыкин пытался внести порядок в дискуссию, но его перебивали, стискивали кулаки, извергали проклятия. Алексею казалось, что над каждым кричащим депутатом, над каждой трясущейся ненавидящей головой туманится вихрь. Этот вихрь имел вид всклокоченной хищной птицы, которая схлестнулась с соседней. Схватка депутатов была отражением битвы неистовых стихий, которые явились из прошлого и вели в настоящем нескончаемый бой.
