– Но это было задолго до похищения Ляли! Как же такое могло
получиться?
– Евдокия ошиблась, – пояснила я, – Ежи-то не называл
любовницу по имени, вот она и решила, что речь идет о Маргарите. Монашке и в
голову не могло прийти, что ее братец крутит одновременно со многими, матушка
слишком порядочна. Ежи говорил со Светой. Это она, любительница скандалов и
истерик, в момент отсутствия Андрея, требовала от кардиолога срочно купить
игрушку для Нины.
– Господь сурово наказал ее, – прошептала Томочка, – отнял
ребенка.
Я посмотрела на взволнованное лицо подруги. Тамаре всегда
всех жаль, а вот мне нет. Светка должна получить по заслугам.
Эпилог
Не знаю, какую меру наказания определили бы жене Андрея, но
до суда она не дожила. Однажды утром ее нашли на нарах бездыханной. Тюремное
начальство сообщило, будто Света покончила с собой, удавилась, сделав веревку
из разорванной простыни. Но что-то мешает мне поверить в эту версию. Во-первых,
Света была не из тех людей, которые испытывают муки совести, а во-вторых, на
зоне и в СИЗО терпеть не могут тех, кто обижает детей. Но что бы ни случилось,
Светлана умерла, дело было прекращено в связи с кончиной основной
подследственной. Наше государство не осуждает мертвецов, смерть снимает все
обвинения.
Аська выздоровела, вышла из больницы и развелась с Сергеем.
Тот не стал чинить препятствий и без звука отдал ей Ляльку. Несколько недель
тому назад Аська и Андрей опять поженились, но как идет их вторая семейная
жизнь, я не знаю. Бабкина усиленно зазывает меня в гости, а я постоянно
придумываю причины, чтобы не наносить ей визита. Честно говоря, мне совсем не
хочется видеть ту, которую я считала своей самой давней подругой.
Ленинид закончил ремонт, Маринка и баба Клава переехали к
себе. Ваняшка получил в подарок железную дорогу. Он стал считать нас
родственниками и часто прибегает покушать. Правда, совсем ругаться он не
перестал, но мы не оставляем надежды искоренить эту привычку.
Позавчера мы с Олегом поехали в Репнево и узнали о смерти
Полины. Мне жаль несчастную, но смерть принесла ей избавление от мучений.
– Тебе не кажется странным платить деньги за чужую бабушку?
– спросила я у мужа, когда мы ехали назад.
Куприн тяжело вздохнул:
– Эта бедная никому не нужная старуха Степанида Петровна так
боится снова оказаться в муниципальном отделении… Две тысячи – не такая уж
страшная сумма, впрочем, ты напишешь новый роман и получишь гонорар, пусть уж
бабка последние деньки проведет в нормальных условиях.
Я молча смотрела в окно, Олег повернул направо, притормозил
у светофора и сказал:
– Знаешь, какая простая мысль пришла мне в голову? Не надо
стараться помочь сразу всему человечеству, достаточно просто посмотреть вокруг
и увидеть того, кому плохо. Если каждый из нас пригреет брошенную собаку,
утешит обиженного ребенка или поможет одинокому старику, в мире не останется
несчастных. Не нужно бросаться спасать голодающих шахтеров Британии, нет,
помоги своему ближайшему соседу по подъезду, и на земле будет меньше зла. Разве
не так?
Я, ничего не сказав, кивнула.
Что-то моего муженька потянуло на патетические высказывания.
Хотя, он прав, следует быть добрее друг к другу…
Я не успела додумать интересную мысль. Из-под ног вырвался
сноп искр, раздался громкий звук «бам», и на секунду я словно ослепла и
оглохла. Через пару мгновений глаза открылись, и я увидела на тротуаре остатки
петарды. В окне второго этажа, в том, которое расположено на лестнице у
мусоропровода, мелькнуло чье-то лицо, и раздалось довольное хихиканье. Олег
понесся в подъезд, я за ним. Муж оказался намного проворнее. Когда я поднялась
по ступенькам, он уже добежал до цели и держал за ухо ревущего Ваньку…
– Дядя Олег, – плакал безобразник, – я не разглядел, что это
вы, думал, кто другой. Ой, не надо!
– Очень даже надо, – свирепым голосом ответил Куприн, – за
такое следует примерно наказать. А если бы петарда упала нам прямо на голову?
– Так не попала же, – ныл Ваняша, пытаясь выкрутиться из
железной хватки майора.
– Отпусти его, – попросила я.
– Ни за что. Вот выдеру, и пускай идет.
– Он больше не будет.
– Вот и хорошо, получит свое и поостережется в следующий раз
безобразничать.
– Ты же только говорил, что нам следует быть добрее друг к
другу!
Олег, левой рукой держа Ваньку, правой начал расстегивать
брючный ремень.
– Ну не до такой же степени проявлять христианское
милосердие, – сказал муж, потом глянул на зареванного безобразника и шлепнул
его ладонью по попке, обтянутой грязными джинсами.
Ваня заорал так, словно у Олега были не пальцы, а иглы.
– Ладно тебе, – пробурчал Куприн, отпуская «преступника», –
смотри, больше так не делай.
– Ага, – всхлипнул Ванька, – ни в жисть не буду.
– Пошли, – сказал мне Олег, – эх, сигарет забыл купить.
Мы вернулись к метро, а когда пришли назад, обнаружили во
дворе соседа Николая Сомова, стоявшего с задранной головой.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я. Николай сердито
ответил:
– Вот гады!
– Кто? – удивился Олег.
– Да пацаны, – пояснил сосед, – шел себе из магазина, а они
мне под ноги петарду кинули. Сумку уронил, банки побил. Найду, кто эту забаву
придумал, уши оторву.
Олег быстро втолкнул меня в подъезд.
– Это ты виновата!
– Я?! Что же я совершила?
– Не дала наказать Ваньку, и вот результат.
Куприн кипел от гнева, я молчала, понимая полную
бесполезность спора с мужем. Ну почему так получается? Что бы ни стряслось,
виновата всегда я.
