Старикам, у детей которых нашлись деньги на оплату
пребывания своих родителей в приюте, сегодня на обед явно варили курицу.
Крепкий аромат свежего бульона плыл впереди меня. Под ногами уютно поскрипывала
ковровая дорожка, стены радовали глаз розовой краской, и попавшаяся по дороге
медсестра не глянула волком, а, ласково улыбнувшись, поинтересовалась:
– Ищете кого?
– Веронику Глебовну.
– А вот эту дверцу толкайте, там она, – снова улыбнулась
женщина и крикнула: – Степанида Власьевна, голубушка, вы зачем в коридорчик
босиком вышли? Не дай бог простудитесь. Давайте носочки одену, тепленькие.
Вымолвив эту фразу, медсестра осторожно взяла под руку
старушку абсолютно безумного вида и повела в палату. Я тяжело вздохнула, а еще
говорят, что иметь деньги стыдно. Ей-богу, тем, кто это утверждает, следует
заглянуть в Репнево, сначала в муниципальное, а потом в платное отделение.
Вероника Глебовна походила на царицу Екатерину. Такая же
полная фигура, величественная осанка и белые пухлые ручки, унизанные перстнями.
При виде меня она улыбнулась только губами, глаза заведующей остались
настороженными, холодными.
– Вы ко мне? Слушаю.
Я решила седлать коня на ходу и заявила:
– Обратиться в ваш дом меня надоумил Ежи Варфоломеевич
Отрепьев.
В лице дамы растаял лед. Она улыбнулась еще раз, теперь уже
по-человечески.
– Очень приятно. Что-то он давно не навещал Полину.
Я постаралась изобразить, будто нахожусь полностью в курсе
дела.
– Да занят был.
– Ясное дело, – вздохнула Вероника Глебовна, – работает,
святой человек, так о жене заботится. Знаете, не каждый из мужчин способен на
подобные чувства.
У меня на языке вертелась парочка вопросов, но задавать их
было рано, и я принялась самозабвенно врать, излагая цель визита. Вкратце
история звучала так. Имею тетку, пожилую женщину, довольно больную и
беспомощную. К себе взять ее не могу, потому что муж ругается, а бросить
старуху совесть не позволяет.
Вот и пришла узнать, возможно ли устроить ее в платное
отделение, а главное, сколько это будет стоить? Вероника Глебовна спокойно
ответила:
– Возьмем вашу тетушку, а оплата зависит от ряда
обстоятельств.
– Каких?
– Пойдемте.
Мы вышли в коридор, заведующая толкнула ближайшую к кабинету
дверь, и я увидела вполне уютную комнату с тремя нормальными кроватями,
укрытыми не слишком новыми, но чистыми пледами. На тумбочках высились
настольные лампы, в углу тихо гудел маленький холодильничек, возле стены стоял
небольшой телевизор, сидевшая в мягком кресле старуха отложила вязание и бодро
отрапортовала:
– Я в столовую не пошла, здесь кофе выпила.
– Неправильно поступаете, Татьяна Артуровна, – укорила ее Вероника
Глебовна, – надо горячее кушать, кашу, яичницу, а то где силы взять.
Потом она закрыла дверь и сообщила:
– Это самый дешевый и простой вариант. Комната многоместная,
бабушки ходячие, ванна и туалет в коридоре. Есть и получше.
Мне продемонстрировали помещение на двух и одного человека.
– Столовая общая, – журчала Вероника Глебовна, – хотите еду
попробовать?
Суп и впрямь оказался куриным, вкусным и наваристым. А на
второе сегодня предлагали отварного цыпленка и рис. Возле приборов стояли
стаканы с компотом и лежало по мандарину.
– Изысков никаких, – улыбнулась Вероника Глебовна, – но
стараемся угостить вкусненьким. Йогурты берем, какие подешевле, фрукты, овощи,
а по воскресеньям кексы подаем или тортик вафельный. Ну как, нравится?
– Хорошие условия.
– У нас еще люкс имеется, только в нем, сами знаете, Полина
живет.
– Можно взглянуть?
Вероника Глебовна на секунду замешкалась, а потом сказала:
– Ну раз вы хорошая знакомая Ежи Варфоломеевича, то, думаю,
да.
Она отвела меня в самый конец коридора и распахнула дверь.
Мы оказались в маленькой, со вкусом обставленной однокомнатной квартирке.
Небольшая прихожая, украшенная большим зеркалом, была чисто вымыта, из нее вели
три двери: одна – на кухню, другая – в комнату, за третьей, очевидно, скрывался
санузел.
– Загляните в спальню, – тихо сказала заведующая.
Я сунулась в богато обставленную комнату. Меньше всего она
походила на больничную палату. Шикарный ковер, кровать из красного дерева,
тяжелый стол, накрытый скатертью, в центре его высится ваза с ярко-желтыми
хризантемами… Возле постели сидела женщина с книгой в руках.
– Ну как она? – спросила Вероника Глебовна.
– Обычно, – ответила медсестра, – вот, читаем Голсуорси,
телевизор смотреть не хочет.
Сказав эту фразу, сиделка поправила подушку в роскошной
белой наволочке с ручной вышивкой, и я вздрогнула. Среди изысканных кружев
виднелось маленькое желтоватое личико, просто череп, обтянутый кожей. В ушах
поблескивали большие бриллиантовые серьги. Я поежилась. Украшения на высохшей
голове выглядели жутко.
– Полечка, – ласково поинтересовалась заведующая, – ничего
не болит?
– Нет, – прошелестело из подушки.
– Вот и хорошо, а я к тебе гостью привела. Но женщина не
открыла глаз.
– Где Ежи? – внезапно спросила она.
– Скоро придет, – успокоила ее Вероника Глебовна, – в
командировке он. Потом заведующая шепнула:
– Пошли.
В коридоре я вздохнула полной грудью.
– Что с ней?
– Вы разве не знаете?
– Слышала только про болезнь Полины, но без подробностей.
Вероника Глебовна открыла свой кабинет:
– Рассеянный склероз, страшная вещь. Отчего-то это
происходит с молодыми людьми? Лечить эту напасть не умеют, просто пытаются
притормозить процесс, но итог, как правило, один: полный паралич, потеря разума
и смерть, что в данном случае, на мой взгляд, является не горем, а избавлением.
Не всем ведь так везет, как Поле.
– Хорошо везение! Заведующая посмотрела в окно.
