– Что ты знаешь об этом? Я же не таскаю у тебя мелочь
из карманов и не распускаю слухи. Просто я хочу добиться тебя – вот и все. В
любви важнее не порядочность, а эффективность.
– Это бред! Чушь! Предательство!
– Смесь бреда, чуши и предательства можно выразить
одним словом – жизнь. Представь на минуту, что твоя бабушка досталась бы не
твоему замечательному дедушке, а какому-нибудь Толе Петрову, которого она в
действительности любила. Тебя бы не было на свете – вот и все дела. Конец
демагогии.
– Saeculi vitia, non hominis.
[5]
Какой еще Толя Петров?
Почему я о нем ничего не знаю? Э-э? По-моему, ей нравился какой-то чернявенький
маг. Все плакал у нас на свадьбе, и она плакала. Не помню его фамилии, но точно
не Петров! – сердито проскрипел перстень Феофила Гроттера.
Заметив, что Бейбарсов улыбается, Таня сунула руку в карман.
Да, так она не сможет держать Глеба на прицеле, но зато дед перестанет болтать
и уснет.
– Perfer et obdura, labor hic tibi proderit olim,
[6]
– донесся из кармана зевающий голос Феофила, мягко перешедший в храп.
– Я тебя ненавижу, – сказала Таня.
– Это хорошо, что ненавидишь. Ненависть и любовь – один
и тот же фантик, только покрашенный с разных сторон в разные цвета. Я бы
испугался, если бы ты меня презирала. А ненависть – это уже кое-что! – со
скрытой болью произнес Бейбарсов.
Он достал зубочистку и теперь гонял ее из одного угла губ в
другой.
– Ты изувечил боевых магов! Напал на них как… как
некромаг! – беспомощно сказала Таня.
Она только что поняла, что не может злиться на Бейбарсова, и
ощущала растерянность. Состав с испепеляющими словами, которые она припасала
для Глеба весь день, пошел под откос. Хитрые партизаны покуривали в кустах и
паковали в рюкзаки запасные детонаторы.
– Ну извини, – сказал Глеб. – Видишь ли, меня
держали под прицелом, а в Дубодам мне не хотелось. Вот и пришлось обойтись без
церемоний. Если бы меня не выцеливали, я использовал бы магию помягче.
– Ты украл зеркало Тантала! Скажи еще, что тебя
заставили! – крикнула Таня.
Бейбарсов посмотрел на луну. Темные зрачки некромага не
отражали света.
– Не все так просто, как кажется, но и не так сложно,
как мы того боимся. Истина всегда где-то между двумя берегами, – сказал
он.
Тане, которая с недавнего времени ощущала Бейбарсова так же
хорошо, как Ваньку, почудилось в его словах нечто такое, о чем Глеб и сам
предпочитает не думать. У всякого человека в каждый конкретный момент жизни
есть хотя бы одна такая болевая точка.
– Зачем ты взял зеркало? Чтобы обречь меня на
бесконечный выбор между тобой и Ванькой? – спросила она.
– А что, ты уже выбрала? – спросил он.
– Бейбарсов, – произнесла Таня тихо, скрывая
раздражение. – Я повторяю вопрос: зачем ты взял зеркало? Ты же не вор. Или
все-таки вор?
Кажется, ей все же удалось его уколоть. Некромаг помрачнел.
– Вор – тот, кто берет чужое. Можно ли назвать вором
того, кто возвращает свое? Если ему пытаются помешать – разве он не вправе
защищаться? – сквозь зубы произнес он.
– Зеркало, которому много сотен лет, твое? Каким
образом? – быстро спросила Таня.
Глеб резко отвернулся. Его четкий профиль трещиной разделил
луну.
– Не имеет значения. Просто поверь!.. Веришь?
– Какая разница: верю я или нет. Тебя ищут, чтобы
бросить в Дубодам!.. Понимаешь, в Дубодам! Ты что, ребенок? – крикнула
Таня.
Бейбарсов с досадой дернул худым плечом.
– Надо же! В Дубодам! Туда же, куда когда-то бросали
Валялкина? Наши судьбы закольцованы, ты не находишь?
– Перестань!.. Тебе что, плевать на Дубодам? Это
тюрьма-вампир. Она выпивает своих узников!
– Некромагов ненавидели во все века. Иногда у магов и
некромагов случались перемирия, но никогда не было мира, – философски
отвечал Бейбарсов.
– В Тибидохсе два охотника! Они приходили ко мне,
искали тебя!
– Вот как? Что за охотники? – заинтересовался
Глеб.
– Полувампиры.
У Бейбарсова дрогнул угол рта.
– Отважные ребята, но не очень умные. Были бы умные –
сидели бы дома.
– У них «Раздиратель некромагов».
Услышав о «раздирателе», Глеб поморщился. В руках у него
внезапно появилась бамбуковая трость. Тане казалось, что прежнюю трость он
сломал, но, видимо, завел новую. «Бамбук полый, как кость», – как-то
сказала Аббатикова. Сказала мельком, но Таня запомнила.
– Что ж… пусть «раздиратель». Тем лучше и тем
хуже, – процедил Глеб.
– Ты хоть представляешь, что это? – спросила Таня,
напрасно ожидая увидеть на лице Глеба страх.
– Догадываюсь, – спокойно ответил Бейбарсов.
– Хочешь сказать, что «раздиратель» тебе не страшен?
Это вечная мука!
Глеб пожал плечами.
– Что ты знаешь о муках? Я некромаг. Меня не пугает
смерть. Я давно перестал бояться чего бы то ни было. И потом, ты же меня не
выдала? Не рассказала о Сером Камне?
Таня отвернулась. Ей казалось, Бейбарсов специально мучает
ее, вспоминая о Сером Камне.
– Нет.
– И почему же?
– Я не доносчица!
Снизу, с чердака, донесся звук падения. Бейбарсов схватил
Таню за руку. Поднес палец к губам. Потянул Таню к дымоходной трубе и припал
ухом к одной из многочисленных трещин. Таня последовала его примеру. Бейбарсов
был рядом. Она ощущала его дыхание. Внизу кто-то выругался, озабоченно
завозился. В дыры крыши проникло плотное фиолетовое сияние, характерное для
защитной магии чердака.
– Что эфо, фудь я фроклятт! – услышала она
встревоженный голос.
– Тшш, Франциск!
– Я не могу делаль «тшш»! Оно меня держит! Мне кажется,
будто я влип в жидкий резин!
– Это защитная магия темных! Она здесь всюду! Не
шевелись!
– Тщорт! Сделать же что-то, Вацлав! Я торчиль здесь
точно крыс!
