При мысли об отце я вспомнила слова Забелина. У папы проблемы с сердцем? И бросилась к телефону, но на полдороге остановилась: вряд ли я сейчас способна разговаривать с отцом. Нормально разговаривать, я имею в виду, чтобы он ничего не заподозрил. Руфина как-то советовала свои страхи и боль вытанцовывать. Стоит попробовать, раз уж ничего умнее в голову не приходит. Я поставила диск в стиле латино и с остервенением начала танцевать. Явилась мысль: какой дурой я, должно быть, выгляжу, а потом мне стало смешно. Я смеялась, танцевала и вскоре с удивлением поняла: действительно отпустило. Жизнь не стала чище, светлее или проще, но теперь я ею дорожила.
Послав Руфине мысленный привет, я решила, что вполне способна поговорить с отцом. Но на всякий случай взяла книжку с полки и прочитала вслух одно из любимых стихотворений. Первые три строчки дались с трудом, звук собственного голоса вызывал недоумение, будто это вовсе не мой голос, но, переворачивая пятую по счету страницу, я уже могла себя поздравить: мое возвращение в реальность успешно завершено.
Набрав телефонный номер папы, после обычных приветствий и вопросов «как дела?», я с беспокойством спросила:
– Что с твоим здоровьем?
– А что с ним? – удивился отец.
– Валера… – Очень трудно было произнести это имя, но я смогла, назови я его по фамилии, отца бы это, наверное, насторожило, ведь по легенде мы все еще друзья. – Он сказал, у тебя проблемы с сердцем.
– Ты виделась с Валерой?
– Разговаривала по телефону. Сейчас речь не о нем, а о тебе.
– Что это ему вздумалось пугать тебя? Уверяю, со мной все в порядке. Мелкие болячки, соответствующие возрасту.
– Ты меня не обманываешь?
– Да с какой стати? Заедешь сегодня?
– Сегодня вряд ли получится, – вздохнула я.
– Как расследование? Продвигается? – спросил папа.
– Пока топчемся на месте. Но я не падаю духом.
– Еще бы. Ведь ты – моя дочь, – засмеялся он.
Мы простились, а я еще немного погадала: Забелин мне врал, или папа, не желая меня огорчать, скрывает правду? Непохоже, что скрывает. И слава богу.
Ночью я думала о Владане. Несмотря на мой задиристый тон в разговоре с Забелиным, его слова о плохих парнях впечатление произвели. Ведь наша первая встреча не оставляет сомнений, что Владан делал там, в переулке. Допустим, я все поняла неправильно, и к взрыву машины он не имеет отношения… Автомат на его плече… Я ничего не знаю наверняка. Чего не знаешь, того не существует… Он был на войне, значит, убивал. Но это совсем другое… Прошло двое суток, а он ни разу не позвонил. Еще вчера мысль о том, чтобы встретиться с ним, вызывала ужас. После того, что произошло, я головы поднять не посмею. А теперь я с трудом смогла дождаться утра, и если бы не здравый смысл, поехала бы к нему часов в семь. Столь ранний приход его вряд ли обрадует.
Я долго лежала в ванне, а потом еще некоторое время разглядывала себя в зеркало. Все тело в синяках, но Владан далек от просьбы его продемонстрировать. Физиономия выглядит сносно, без фиолетовых разводов и заплывших глаз. На лбу ссадина, оставшаяся от удара, но ее можно прикрыть волосами. Две чашки кофе, и я в полном порядке.
Владана я застала в офисе, куда приехала на такси. Он сидел за столом в компании бутылки виски, наполовину пустой. Похоже, что пьянствовал всю ночь, хотя по нему наверняка не скажешь. Он из тех мужчин, у кого внешние признаки опьянения начисто отсутствуют. У меня, кстати, папа из таких. Однажды пришел домой, разговаривал со мной минут двадцать, затем рухнул на диван и проспал до утра. Утром извинялся, что накануне выпил лишнего, у друга был день рождения. Если бы сам не сказал, что выпил, я бы не догадалась. От Владана извинений не дождешься, впрочем, он мне и не отец.
– Привет, – сказала я, широко улыбаясь, и предложила: – Могу сбегать за завтраком. Все, как обычно? Яичница с ветчиной, хлеб с маслом и две чашки кофе?
– Обойдусь, – ответил он.
Я прошла и устроилась на краешке стола, болтала одной ногой и его разглядывала. Потом перевела взгляд на бутылку.
– Коротаете утро вдвоем?
– Я могу завязать в любой момент, – проворчал он, а я кивнула:
– Все так говорят.
Он убрал бутылку в стол, посмотрев на меня с неудовольствием.
– Ты портишь мне жизнь.
– Ничего, привыкнешь. Так мне бежать за завтраком?
– Без надобности. Тамара принесет.
Толстуха из кафе напротив появилась через пять минут, держа поднос и расточая улыбки. Встретившись со мной взглядом, весело подмигнула, поставила поднос на стол, сняла с него тарелки и термос с кофе, разложила салфетки и удалилась. Владан принялся есть, а я так и сидела на столе. Он не гнал, а мне хотелось держаться к нему поближе.
Когда он закончил трапезу, я, собрав посуду, вновь вернулась на насиженное место и спросила:
– Мы все еще ищем убийцу?
– Это от тебя зависит, – пожал он плечами.
– Хорошо. – Я вздохнула и продолжила: – Мой муж – редкая сволочь. Не знаю, способен ли он на убийство, на все остальное – запросто.
И я рассказала свою историю. Начать было тяжело, первые десять минут я мучилась, избегая смотреть на Владана и подбирая слова. А потом… потом вдруг почувствовала облегчение, заговорила спокойно, без лишних эмоций. Самое основное, но ничего не утаивая. И закончила фразой:
– Вот причина, по которой мы расстались. – Рассказать о том, что произошло два дня назад, я все-таки не смогла. Почему, объяснить не так просто. Еще труднее перешагнуть через стыд, который жег огнем изнутри. Я не должна была позволять Забелину сделать это, не знаю как, но не должна. А еще появилась уверенность: то, что случилось, каким-то образом касается и Владана. Прошлое – нет, а то, что было два дня назад, – да. Когда я замолчала, он кивнул и сказал, помедлив:
– Паршивая история.
– Еще какая, – согласилась я.
– Твой отец, конечно, ни о чем не догадывается? Кто-нибудь вообще знает?
– Теперь знаешь ты. Вере я тоже не рассказывала, так что это не может быть причиной убийства. Если она, конечно, не узнала о его делишках как-то иначе.
Он не задал вопрос, почему я молчала. Может, это его не интересовало, а может, и так все понял. Не зря у меня с первой нашей встречи возникло чувство, что все скрытое во мне для него тут же становится явным. Владан взглянул исподлобья и с минуту сверлил меня взглядом.
– Ты его любишь?
«Ах, вот, значит, как, он решил, что это причина моего молчания». Ответ вроде был очевиден, но я с ним замешкалась. Ответить надлежало честно, вранье Владан почувствует, но все вдруг оказалось совсем непросто.
– Нет. Не знаю. Я очень любила его, не его, совсем другого человека, каким он никогда не был. Временами мне кажется, что тот, другой, где-то есть. Есть тот, кого я знаю сейчас, а есть тот, кем он был для меня. Не очень толково?
