– Я буду предан вам, как собака, – снова склонил голову Раид.
– Очень хорошо, мальчик, ты далеко пойдешь.
Жирное в складках лицо наркобарона колыхалось, как желеобразная маска монстра. Уже через секунду он как будто забыл о своем собеседнике, все его внимание было обращено на новую покупку. Две женщины вели к нему Лизу, облаченную в яркие наряды восточной наложницы.
Как успел заметить Раид, щеки девушки пунцово горели, как будто их натерли свеклой. Чеченец моментально сообразил, что это результаты хлестких пощечин – так старухи из прислуги Калифа учили смирению новую заложницу.
Лизу подвели к ковру, на котором и лежал хозяин усадьбы и его гость. Глаза златовласки горели яростью, как электроды сварочного аппарата.
– Радик, что все это значит? – заорала вне себя девушка.
– Хороший девка, очень хороший, – причмокнул языком Муртаза и, довольный собой, привычно выпятил нижнюю губу. – Северная красавица с темпераментом южного вулкана, настоящая смесь льда и пламени.
– Что этот хряк бормочет? – Девушка уперла руки в бедра и грозно уставилась на Халилова.
Раид с кривой усмешкой посмотрел на нее исподлобья и холодно произнес:
– Я тебя продал, овца, теперь эфенди, – он кивнул на все еще сияющего туркмена, – твой хозяин.
Лиза никак не могла взять в толк, правда это или глупая шутка туземцев, и, несколько раз моргнув своими длинными ресницами, растерянно спросила:
– Как же так?
– Точно так же, как твой отец убил всю мою семью. Это будет для него расплатой. – Чеченец смотрел на несчастную девушку холодным взглядом убийцы, его улыбка напоминала оскал вурдалака. – Ты должна быть мне благодарна, девочка, я ведь мог тебя продать не такому хорошему хозяину, а, скажем, вонючим аравийским бедуинам.
– Не стоит оскорблять единоверцев, – вяло пожурил гостя Калиф, при этом ни на секунду не упуская из виду свое новое приобретение. Мужчины ожидали, что девушка немедленно сломается, упадет на колени и, рыдая, начнет просить пощады. Но все произошло с точностью наоборот.
– Свои сопли о мести моему отцу оставь для индийской мелодрамы, – процедила сквозь зубы Лиза. – А по поводу моего отца я вот что вам обоим скажу: когда сюда доберутся его люди, ты, Раид, пожалеешь, что на острове я тебя развязала. – Дальше шел непереводимый русскоязычный фольклор, который можно было ожидать от людей с самого дна жизни, но никак не от представителя золотой молодежи.
Несколько минут Калиф вслушивался в этот поток брани, но он все не иссякал, и тогда наркобарон хлопнул в ладоши.
– Хватит, девушка, ругаться. То, что случилось, уже не изменить. Так было угодно Аллаху. Я дам тебе сутки на осмысление. Если ты примешь свою судьбу и будешь покорной, станешь ублажать и ласкать меня, то тебе ни в чем не будет отказа. Ну, а если нет… свою судьбу ты сама выбрала и пенять будешь только на себя.
С этими словами Калиф дважды хлопнул в ладоши. Стоявшие в стороне старухи мигом подскочили к девушке и, цепко ухватив ее за руки, потащили в сторону женской половины дворца. Лиза как-то обмякла после его слов, не сопротивлялась и даже перестала ругаться.
– Зачем вы ее балуете? – удивленно спросил Раид, когда женщины скрылись за углом здания. – Ведь можно же было приказать своим нукерам, они мигом разложили бы бунтарку, и вы смогли бы ее наказать и заодно продемонстрировать свою власть. Вот и усмирили бы дикую лошадку.
– Ты, мальчик, еще очень молод и многого не знаешь, – негромко ответил Муртаза. – Насилие не всегда приводит к нужному результату. Некоторые из моих женщин, которых я брал при помощи нукеров, сходили с ума, потом приходилось экспрессом отправлять их к Аллаху. Совсем другое дело, когда женщина понимает, что от ее поведения будет зависеть вся ее жизнь. Вот тогда они по-настоящему становятся податливыми и страстными. Вот это настоящее управление женщиной…
Комната, в которую поместили Лизу, была небольшой, с низким потолком. Окон здесь не было, только в правом углу потолка темнела решетка кондиционера. Все помещение было завешано толстыми коврами.
«Прямо как в дурдоме», – упав на пол, подвела горький итог девушка и залилась горючими слезами. Только теперь она сообразила, что попала в настоящую беду. Постепенно нервное напряжение спало, и девушка забылась в тяжелом сне, свернувшись калачиком.
Проснувшись, Лиза не хотела открывать глаза, помня о вчерашнем. Она все еще надеялась, что произошедшее с ней накануне было лишь кошмарным сном, а на самом деле она в Питере, в своей уютной комнате, на своей кровати.
Неожиданно слух девушки уловил какой-то странный звук, похожий на шорох мыши. В страхе перед серым грызуном сердце зашлось.
– Ой! – вскакивая на ноги, взвизгнула Лиза. Мыши не было, вместо грызуна в комнате она увидела неясный силуэт старухи в черных одеждах, которая держала перед собой поднос с фруктами, свежеиспеченными лепешками и высоким медным чайником.
Глаза старухи были цвета спелых маслин, она смотрела на девушку как на пустое место. Согнувшись, она опустила на ковер поднос с едой и так же безмолвно вышла, за ней громко цокнул железным языком замок.
Лиза с облегчением вздохнула и устало опустилась на ковер. Мельком глянув на поднос, отвернулась. Есть совершенно не хотелось, ее снова душили слезы…
В обед поднос с фруктами заменили на большое блюдо с тушеной бараниной и овощами. Вечером снова принесли фрукты. Но за весь день Лиза так и не прикоснулась к еде, она даже не обращала внимания на входившую в комнату старуху. Сперва девушка мелко сотрясалась в рыданиях, потом ее плач стал напоминать скулеж брошенного щенка. А затем наступило состояние полной прострации.
Лиза уже не плакала и даже не всхлипывала, она безмолвно лежала на животе, уставившись в завешанную ярким ковром стену, будто смотрела немое кино. В действительности мозг выхватывал из глубины сознания картинки недавней беззаботной жизни. Судьба подарила ей все, о чем миллионы ее сверстниц не смели даже мечтать, а она не ценила этот подарок судьбы, за что сейчас наказана.
К ночи апатия растаяла без следа, как снег под жаркими лучами солнца.
– Он меня не получит, – прикусив нижнюю губу, прошипела Лиза. Жалости к себе уже не было, осталась лишь бешеная ярость. «Пусть только попробует ко мне прикоснуться, перегрызу сонную артерию. Все-таки не зря изучала анатомию человека, когда собиралась стать художником. Пусть его гориллы меня убьют, но этот жирный хряк сдохнет раньше. Жаль, не смогу прихватить за компанию этого подонка Раида».
Мысли пленницы вовсе не являлись пустой бравадой, она была полна решимости драться с обидчиками смертным боем. Жизнь гусеницы, которая до последнего времени тем и занималась, что без особого удовольствия грызла листок удовольствий, закончилась. Пленение можно было рассматривать как кокон перевоплощения. Теперь кокон разрушился, и вместо прекрасной бабочки из него вылупился смертоносный скорпион. Готовясь к смертельной схватке, Лиза в глубине души надеялась, что самый прекрасный в мире отец все же спасет ее. Как всегда, спасал…
