— Нет, — в глазах Назарова блеснули искорки иронии, — хотя в прошлом я офицер ГРУ, но здесь моя специальность в том, чтобы разыскивать пропавших без вести. Находить, вести переговоры с полевыми командирами и возвращать наших бойцов.
— Как возвращать? — снова удивился Марков. До сих пор ни о чем подобном слышать ему не доводилось.
— По-разному, когда вымениваем баш на баш, когда выкупаем.
— За деньги?
— Бывает и за деньги, — усмехнулся Назаров, забрасывая ногу на ногу. — Но чаще всего басмачей больше устраивает товарный обмен. Помню, полгода назад вытягивали нашего летчика-истребителя. Отчаянный, чертяка, но и удачливый настолько же. Сперва попал в серьезный оборот на границе с Пакистаном, во время патрулирования у ведомого случились какие-то неполадки с двигателем, и он ушел «домой», а этот «герой» остался. И буквально через полчаса у него над хвостом зависает пара пакистанских «фантомов». Что тут сделаешь? Попробуешь финтить — тут же разнесут в клочья. Ничего не поделаешь, повели «фантомасы» нашего «мигаря» к себе на аэродром. Дошли спокойненько до ВПП, а вот когда пришлось садиться…
Подполковник Назаров сделал короткую паузу и лукаво усмехнулся, давая понять, что сейчас настало время той самой изюминки рассказа.
— «МиГ-23» изменил стреловидность крыла, отчего «фантомасы» проскочили вперед. Этот босяк всадил им в турбины по ракете и на форсаже ушел к своим. Пакистанцы гибель двух истребителей официально назвали воздушной катастрофой, а наши доблестные командиры наградили «героя» трехэтажным матом и обещанием вернуть в Союз с «волчьим билетом» в заднице вместо стабилизатора. А через месяц «духи» его сбили. Пуля из ДШК разворотила топливную систему, пришлось катапультироваться.
В общем, месяц вели переговоры и таки уломали басмачей на обмен. Пришлось отдать стадо верблюдов, две машины с рисом и «Волгу» «ГАЗ-24». После возвращения на родную базу летун в несколько суток был выдворен в Союз, правда, не на гражданку, а в какое-то училище инструктором. Вот примерно такая наша специализация. Но, говоря откровенно, наших летчиков довольно редко приходится выручать, все больше мотострелки, водители, танкисты…
Александр Тимофеевич еще долго рассказывал не только забавные случаи из своей насыщенной службы, больше было сказано печального. Изуродованные трупы, которые обменивались на такие же трупы только для того, чтобы их можно было по-людски похоронить. Или раненые, измученные пленные, которые по несколько месяцев проводили в земляных ямах-зинданах, вынесшие на себе пытки и издевательства душманов.
Слушая Назарова, Марков про себя отметил, что подполковник на вилле старшего военного советника чувствует себя как дома, видимо, был здесь частым гостем. Впрочем, служба разыскника требует постоянного движения. «Наверняка он себя так же свободно чувствует во многих гарнизонах и базах», — наконец сделал вывод Марков, а вслух сказал:
— Странная какая-то война получается.
— Любая война имеет свои особенности, — будничным тоном ответил Назаров.
— Кирилл, например, твоего крестника Муртазу с его сыном передали царандою, а они их благополучно отпустили, — вставил Евтушенко.
— И что, армия басмачей пополнилась еще двумя активными штыками? — с усмешкой поинтересовался Кирилл. Он был просто уверен в беспросветной глупости кого-то из смежников. По опыту своей милицейской жизни знал, что преступник, хоть на секунду получивший свободу, обязательно попытается пуститься наутек.
— Да нет. Живут в своем имении, как и раньше. А вот их «гостя» после допроса мы отправили в штаб армии. Возможно, в будущем его обменяют на наших горемык.
Только сейчас капитан Марков понял, что здесь все совсем не так, как на родине. На войне совсем другие ценности, о которых на той стороне пограничной речки понятия не имеют.
Разговор затянулся до глубокой ночи. Попрощавшись с офицерами, Кирилл покинул виллу советника и усталой походкой направился в офицерское общежитие.
Ночной воздух уже потерял свою живительную прохладу и обдавал лицо капитана зноем. Сон, который еще полчаса назад его одолевал, неожиданно прошел, захотелось другого общения, появилось желание женской ласки.
Пройдя на вахту общежития, Марков снял трубку телефона и набрал уже знакомый номер.
— Операционное отделение, — донесся из динамика голос Лидии.
— Привет, Зайка, как дела? — произнес Кирилл первое, что пришло на ум.
— Это ты, милый? — ответила девушка с томным придыханием.
— Я решил узнать, как проходит дежурство, и не следует ли мне прийти помочь тебе коротать время?
— Нет, что ты, — придыхание сразу исчезло, в голосе послышались нотки испуга. — Сегодня объявили усиленный режим, так что весь персонал здесь и все кабинеты заняты.
— Ясно, ясно, — спеша успокоить Лидию, произнес Кирилл. Намечается крупная боевая операция, и медики готовятся к приему возможных раненых. Против этого не попрешь. Чтобы завершить разговор, предложил: — Может, завтра в клуб пойдем, говорят, новую картину привезли?
— Обязательно, — пообещала Лидия и поспешно сказала: — Все, идет дежурный врач. Целую, пока.
— Вот так, — опуская трубку на аппарат, проговорил Марков, обращаясь к солдату-срочнику, исполняющему обязанности вахтера. Закурив, сыщик добавил: — У войны свои законы и своя шкала ценностей…
* * *
Двое суток отряд Башира Ранжи уходил по горам дальше на север Афганистана. Едва внезапно появившиеся русские танки открыли огонь по моджахедам Кривого Али, которые добивали раненых солдат, он тут же отдал команду своим людям отходить.
Впрочем, назвать это отходом было невозможно, это было настоящее бегство. Пришлось бросить безоткатные орудия и тяжелые минометы, боеприпасы к ним. Удалось лишь захватить продукты и несколько легких минометов. Но Ранжи не переживал, вооружение — это всего лишь мертвое железо, главное, сохранить людей. А оружие всегда можно достать, тем более что, уходя на Кабул, он заложил несколько тайников.
Трое суток моджахеды упорно карабкались по горам на север, туда, где шурави и в голову не придет их искать.
«Чертов Кривой Али, — то и дело поминал Башир недавнего союзника, — говорил же я ему, надо пропустить эту боевую колонну. Так нет, напал… Бешеный волк ничего не чувствует, кроме жажды крови. Гяуры сдерут с него самого шкуру и правильно сделают».
Мысли о гибели одноглазого полевого командира в этом мучительном переходе грели душу Ранжи. Он даже представлял себе в короткие минуты привала, как мальчишки в выгоревших панамах остервенело пинают оскаленный труп с черной повязкой на глазу. Проваливаясь в забытье, он отчетливо видел скрюченные пальцы, которые в предсмертной агонии до крови сдирают ногти о горную породу…
Только к концу третьих суток отряд моджахедов вышел в район языческих пещер, где когда-то проживали доисторические люди. Это был подземный город, изрытый длинными замысловатыми галереями и переходами, и чтобы этот лабиринт обыскать, потребовалась бы не одна тысяча солдат.
