– Твой сын вчерась пьяный пришел и всю раковину заблевал,
алкоголик хренов.
А Танька Федюнина ей в ответ:
– Пьет, как все, зато на зоне не сидит. А твой тверезый, да
за решеткой!
Райка язык и прикусила, а потом померла, от тоски, видать.
Ей Клавка все выговаривала и Ленку учила.
– Кто это, Лена? – Я окончательно перестала понимать
происходящее.
Баба Нина затарахтела:
– Любовь Генкина, жена его, ну чисто Санта-Барбара, такое
только в кино встретишь! Хочешь, расскажу?
– Очень, – совершенно искренне ответила я.
– Ленка-то не из наших будет, – мигом принялась вводить меня
в курс дела старуха, – где ее Генка взял, не знаю, влюбилась она в него чисто
кошка. Только-только десятилетку закончила и к Генке переехала, к нам в барак!
Видно было, что до этого в отдельной квартире жила. У нас в туалет, он тогда
еще работал, каждый со своей бумагой топал, а Ленка рулон повесила и говорит:
– Пользуйтесь, мне не жалко.
Коврик у входа положила, замок новый навесила, старый
заедал, и всем ключи раздала, а денег не взяла. Ее тут у нас придурковатой
считали, одно слово, студентка, в институте училась. Райка выйдет бывалыча на
кухню и жалится:
– О чем с невесткой говорить, не знаю. Не наша она птица.
А уж любовь у них с Генкой была! Прямо цирк! Жили-то в одной
комнате с Клавкой и Райкой, бабка с матерью на диванах, а молодые на
раскладушках, где уж тут вместе побыть. Только шелохнутся, пружины и запоют на
разные голоса. Так они чего удумали. Наши в бараке рано спать ложатся, в
одиннадцать ночи второй сон глядят. А Генка с Ленкой в ванную, пустят воду,
навроде мыться пошли, а сами понимаешь чего делают. Я один раз в туалет
побежала, да все через стеночку услышала, чуть со стыда не сгорела, как она его
обхаживала, и так и этак, и с удовольствием, ажно заходилась вся, криком
исходила. Вона, какая развратная девка оказалась. Мы со своими мужьями впопыхах
и молчком, приличной женщине все это и нравиться не должно, тьфу. Ну а потом
Генку посадили.
– За что?
– Книги он спер, семь лет дали.
– За книжку?!
– Э, не простая книга была, старая, дорогая, тысячи стоила,
у профессора свистнул. Ленка его к этому ученому по делам ходила, видать, и
рассказала муженьку, где поживиться можно. И ведь как хитро сделал, никто бы и
не догадался. Вторые ключи смастерил, вошел тихонько в квартиру, книжонку за
пазуху, думал уйти, а тут, бац, милиция.
– Наверное, квартира на охране стояла.
– Нет, – замотала головой баба Нина, – смешнее вышло. У
профессора еще ученики были, он одного оставил у себя работать, а сам уехал.
Генка подумал, никого нет, и давай шуровать. А ученик понял, что вор орудует, и
вызвал милицию. Вон оно как.
Она помолчала недолго и добавила:
– Профессор тот, как услыхал про кражу, так расстроился, что
заболел и помер, поэтому Генке столько и дали, – пояснила баба Нина, –
посчитали, что он его вроде как убил. Ленка прямо черная ходила, глазья
провалились, губы белые, страх смотреть. Как вся история завертелась, ну,
может, неделя прошла, выхожу на кухню, смотрю, стоит Ленка у окна на кухне,
руки трясутся. Я ей и говорю:
– Глянь, девка, мимо чашки воду льешь.
Она-то повернулась и ответила:
– Плевать теперь на все, я его убью!
– Кого? – удивилась баба Нина. – Генку?
– Нет, конечно, того, кто милицию вызвал. Я к нему сегодня
ходила, просила сказать, что спутал, ну не видел он, как Генка книгу прятал, и
вообще Гена с ним был приятель якобы. Себя предлагала за эти показания, в ногах
у сволочи валялась, паркет лизала и молила:
– Ну скажи, наврал. Хотел приятелю отомстить. Ну давай так:
я от тебя к Генке ушла, а ты и озверел. Не сажай моего мужа!
– А он чего? – полюбопытствовала баба Нина.
Лена с такой силой схватила чашку, что та треснула пополам,
и чай потек на пол.
– Ничего, усмехнулся и ответил: «Кесарю кесарево, а домушник
должен лежать на нарах».
Баба Нина ничего не сказала, ей тоже казалось, что лучше не
воровать, а уж если попался, так молчи, сам виноват. Никто Генку за руку не
тянул. Лена молча собрала осколки и мрачно заявила:
– Ну ничего, еще встретимся, отомщу по-страшному.
– Ты чего, девка, – испугалась баба Нина, – никак убивство
задумала! Грех это, одна мысль и то беда. Беги скорей в церковь и отмаливай.
Лена нехорошо усмехнулась.
– Убить – это слишком просто, раз – и конец всему. Нет, надо
так дело повернуть, чтобы он, как Генка, мучился на нарах. Уж не знаю, каким
образом, но я его тоже посажу, надолго, на всю жизнь. Отомщу почище графа
Монте-Кристо.
– Это кто ж такой? – спросила не читавшая Дюма старуха. –
Что за граф?
Неожиданно Лена засмеялась, весело и открыто:
– Не дурите себе голову ерундой.
Спустя несколько месяцев Генку осудили, потом в одночасье
скончалась Раиса, следом покинула барак Лена.
– С одной сумочкой ушла, – вздыхала баба Нина, – ну чисто с
авоськой, небось Клавка ее выгнала.
Старуха опрокинула еще рюмочку и закончила:
– Вон как жизня-то поворачивается! Думала Клавка, что два
срока проведет тут, ан нет, бац – и перекинулась. Да все там будем.
– Лена больше не появлялась? – спросила я.
Баба Нина покачала головой.
– Только Генка прибегал, вот уж не думала, что он так бабку
обихаживать станет. До тюрьмы-то лаялся с ней, но, видать, посидел да понял,
что к чему. Вона какие поминки закатил!
– Это Гена стол организовал?
– А кто ж? Больше и некому, родственников нетуть. Водки
напер, колбаски, вон Зинке Малашенкиной из девятой комнаты приплатил, чтобы
салат настрогала. Хоть и уголовник, да хорошо все сделал!
– Он здесь? – затаив дыхание спросила я.
– Тутось был, – завертела головой в разные стороны баба
Нина. – Вон, около Михалыча сидел. Гляди туда, вишь мужичонка, ну лысый такой,
носатый?
Я кивнула.
– Ен знает небось, где Генка, тот с Михалычем корешится.
