Я окинула ее взглядом. Передо мной сидело настоящее дитя рабочих
окраин. Ой, только не надо упрекать меня в снобизме. Сами знаете, что родилась
я у папеньки-уголовника и маменьки-алкоголички, академиков, писателей или
композиторов в моем генеалогическом древе нет, сплошные пролетарии и крестьяне,
зарабатывающие на жизнь тяжелым физическим трудом.
Но вот парадокс! Иногда поговоришь с каким-нибудь
представителем элиты и поймешь: этот человек хорош только внешне, в душе он
самый настоящий хам, не обремененный раздумьями, и никакие университетские
дипломы не прибавят ему ума и воспитания. С другой стороны, в нашем дворе жила
баба Клава, всю жизнь проработавшая на заводе, в цеху, где делают шины для
автомобилей. Образование у Клавдии Михайловны – всего пять классов, но более
умного, тонкого, душевного человека, чем она, я не встречала. И дети, и внуки у
бабы Клавы были очень интеллигентные, милые, воспитанные, лишенные эгоизма
люди.
Так что «дитя рабочих окраин» – это не констатация места
рождения, а состояние души. Подобная деточка может появиться в любой семье. Вы,
наверное, не раз встречали сии экземпляры.
Лет с десяти они четко понимают, что любая учеба не принесет
им никакой радости. Этих детей можно бить ремнем, уговаривать, упрашивать,
толку чуть. В дневниках у них стройными рядами толпятся двойки и замечания. В
двенадцать лет ребеночек предпочитает проводить время в подъезде или во дворе,
в окружении таких же подростков, они сбиваются в стаи.
Девочки, размалеванные сверх меры, с шиком затягиваются
сигаретой и виртуозно ругаются матом. Для подавляющего большинства этих
подростков уже не существует никаких жизненных тайн, а кое-кто уже пару раз
лечился от гонореи. Естественно, книг они не читают, впрочем, любят кино со
стрельбой и погонями. Лет в четырнадцать пути «детей рабочих окраин»
расходятся.
Одна часть, совершив преступление, пополняет ряды малолетних
нарушителей закона, другая, вняв мольбам родственников, идет в ПТУ и мрачно
овладевает зачатками знаний, из этих девушек и юношей получаются отвратительные
парикмахеры, злобные продавцы и неумелые автослесари. К двадцати годам они
обзаводятся семьями, рожают ненужных им детей и без конца ругаются со своей
второй половиной.
Люди притягивают себе подобных, поэтому хороших друзей у
представителей данной разновидности человечества нет. Правда, иногда вдруг у
них появляются сын или дочь, разительно не похожие ни на маменьку, ни на
папеньку. Тяжело детство такого ребенка, тянущегося к знаниям и книгам. Но Соня
не имела к последним никакого отношения.
– Ну, чего надо-то? – повторила она, болтая ногой, обутой в
босоножку.
Ногти у нее были кроваво-красные, а пальцы просто черные.
Впрочем, голова выглядела не лучше. Выкрашенные в желтый цвет волосы оттеняли
бледно– зеленое развратное личико с яркими губами и пламенеющими щеками.
Косметика была куплена возле метро за копейки, поэтому румяна лежали толстым
слоем, а помада напоминала бордовую глину. Довольно большие глаза были окружены
частоколом слипшихся ресниц, на верхних веках красовались переливающиеся тени.
Картину довершала татуировка, сделанная на плече: черно-красный скорпион
размером примерно с пачку сигарет.
– Вы Соня?
– Ну…
– Лешу знаете?
– Какого?
– Того, который торгует телефонами.
– Ну…
– Он дал мне ваш адрес.
– И чего?
– У вас день рождения тридцатого октября?
– Ну…
– Помните, в прошлый свой праздник вы пришли к Леше в
магазин.
– Ну…
– Там была женщина.
– Ну…
– Вы упали.
– Ну…
– И сказали Тимуру, что записали номер машины, на которой
уехала дама.
– Дама, – фыркнула Соня, – из Амстердама! Пробы ставить
негде. Надо чего?
– Номер машины.
– Зачем?
Я вытащила из сумочки удостоверение и помахала перед носом
девицы.
– Читать умеешь?
– Ну…
– Читай.
– Пресса, – пробормотала Соня. – И чего?
Я попыталась задушить поднимающуюся в душе злобу. Наверное,
девицу мучает похмелье или она в детстве, сильно ударившись головой о батарею,
потеряла малейшую способность соображать. Хотя, может, это и к лучшему? Небось
Сонечка обожает кино про шпионов.
Я села около нее на подоконник и проникновенно сказала:
– Понимаешь, я работаю в журнале «Криминальный рассказ»,
пишу о всяких гадких людях: ворах, сутенерах.
В глазах Сони промелькнуло любопытство.
– Ну и чего?
Я подавила тяжелый вздох. Гениальные писатели И. Ильф и Е.
Петров, создавая образ людоедки Эллочки, оказались в корне не правы. Их героиня
обладала огромным словарным запасом, использовала множество выражений –
«ха-ха», «шутите, парниша», «сколько стоит». Она даже пыталась шутить,
произнося: «У вас вся спина белая». Сонечка же использовала всего две фразы,
вернее, одно междометие «ну» и предложение «Ну и чего». Попробуйте пообщаться с
подобным кадром! Посмотрев в ее ничего не выражающие, какие-то пластмассовые
глазки, я пустилась во все тяжкие:
– Тетка эта, ну та, что тебя толкнула в лужу, – преступница.
Ее ищет все МВД России, впрочем, и ФСБ тоже. Не можешь вспомнить, куда задевала
записку с номером?
– Ну и чего?
– Отдай ее мне.
– Зачем?
– Напишу статью про бабу, всем расскажу, какая она мерзкая.
Соня слезла с подоконника, потом совершенно спокойно задрала
юбчонку, подтянула крохотные трусики-стринги и ответила:
– А нету.
– Чего?
– Номера. Я его потеряла. Сама хотела узнать, как ее зовут,
и попросить ребят отдубасить в подъезде. Но облом вышел, посеяла бумажку.
– Может, все-таки поищешь, – я судорожно цеплялась за
последнюю надежду, – пороешься по шкафам.
– Да пошла ты на… – монотонно обронило небесное создание, –
чего… привязалась! Объяснила же… русским языком, потеряла… бумажку.
