Она с размаху треснула кулаком по столику. Пустая чашечка,
издав жалобное треньканье, подскочила на блюдечке. Зная, что с пьяными нельзя
спорить, я поспешила согласиться:
– Точно! Никто не должен тебя заставлять учиться.
Люся захохотала.
– Во! И теперь я с деньгами тут, а он где? В крема… крема…
крематории, – выговорила она наконец трудное слово. – Ой, смешно прям! А все
она, молодец!
– Кто? – не поняла я.
– Ишь хитрая, – заржала пьяница, – пиши номерок. Условия
знаешь?
– Нет.
– Пятьдесят на пятьдесят. Половину тебе, половину нам.
– Хорошо.
– Ага, пиши, 722…
Не успела я нацарапать в книжке телефон, как из клубов
сигаретного дыма выскочила хорошенькая стройная девушка с упругими длинными
ножками и возмущенно воскликнула:
– Люська! Опять насвинячилась! Что ты за этим столиком
делаешь?
Я уставилась во все глаза на подошедшую. Передо мной стояла
Олеся, дочка умершей гадалки и предсказательницы Левитиной. Той самой Ларисы
Григорьевны, чья история болезни была записана первой на дискете. В голове
мигом пронеслись воспоминания.
Вот подхожу к квартире, откуда раздаются раскаты музыки,
узнаю, что Лариса Григорьевна умерла, спускаюсь к лифтерше.
«Эх, – объясняет консьержка, – хороший человек была Лариса
Григорьевна, людям без денег судьбу предсказывала и свою смерть предвидела,
уходила в больницу, попрощалась: «Все, больше не свидимся». Я ей: «Да ну, не
надо унывать». А она мне в ответ: «Смерти-то я не опасаюсь, знаю, что ждет за
чертой, вот только жутко делается, когда вспоминаю, кто меня на тот свет
отправит». Видно, и впрямь Левитина была хорошей ясновидящей, если поняла, что
родная доченька от нее избавиться решила. Вот она, Олесенька, стоит передо
мной. Красивые глазки мечут молнии, пухлые губки сердито выкрикивают:
– Люська, дрянь такая!
Девица явно меня не узнала, что совершенно неудивительно.
Виделись мы всего один раз мельком, небось девчонка посчитала меня клиенткой
своей матери, не знающей о кончине Левитиной.
– Ха, – забормотала Люся, – чего визжишь? Этой телефончик
Лазаренко надо. Чик-чирик, цветочки на могилке, бедный папенька, ох, ох…
Она уронила голову на столешницу и мигом заснула. Олеся
покраснела и сказала:
– Извините, Люся у нас выпить любит! Меры не знает,
переберет и несет чушь! Чего она вам наболтала?
Я пожала плечами:
– Знаете, ни слова не поняла. Подскочила к столику, выпила
мой кофе, понесла чушь про своего отчима, мать, какого-то врача. Потом
спросила, не хочу ли избавиться от мужа, сигареты ломала. Честно говоря, я уже
собиралась вызвать охрану!
Из глаз Олеси ушла настороженность.
– Люська, когда пьяная, такие глупости болтает, не
принимайте всерьез!
– Естественно, – улыбнулась я, – кажется, вашей подруге
стоит пройти курс лечения от алкоголизма.
– Не помешало бы, – согласилась Олеся, – только она, когда
трезвая, всегда твердит: «Я вовсе не алкоголичка, захочу, сама брошу».
Я кивнула, пьяницы всегда считают себя нормальными людьми.
Если человеку взбредет в голову, что он запойный, это хорошо, значит, есть
надежда на то, что отвернется от бутылки. Только большинство алконавтов
уверены, что здоровы, и прибегать к услугам нарколога не собираются.
– Эй, – потрясла Олеся Люсю за плечо, – вставай, мы тебя с
Ленькой домой отвезем. Леня, поди сюда.
У столика материализовался здоровенный парень под два метра
ростом. Огромные бицепсы, толстая шея… Юноша походил на динозавра: гора мышц и
крохотная голова. Этакий полный силы мускульный организм, не слишком
обремененный мыслями.
– Чего ты с ней возишься? – прогудел он. – Брось пьянчугу!
– Она моя подруга, – возмутилась Олеся, – давай, действуй!
Парень легко подхватил Люсю одной рукой. Очевидно, он был чудовищно
силен. Довольно тучная девушка была им оторвана от стула без всякого труда.
– Куда ее? В машину? – спросил «динозавр».
– Нет, в метро, – обозлилась Олеся, – глупее вопроса не
придумал?
Юноша крякнул и понес пьянчужку на выход.
– Извините, – улыбнулась дочь Левитиной.
– Ерунда, – отмахнулась я, – сама иногда себе позволяю.
Едва живописная группа покинула зал, я кинулась к бармену.
– Мне надо позвонить!
– Телефон-автомат возле туалетов.
– А где-нибудь в укромном месте аппарата нет?
Паренек бросил на меня оценивающий взгляд.
– Двести рублей.
Я вытащила две розовые бумажки. Бармен поманил меня рукой и
отодвинул занавеску, закрывавшую вход в служебное помещение.
– По коридору последняя дверь, имейте в виду, восьмерка
блокирована.
Не надеясь на успех, я потыкала в кнопки, услышала сначала
шорох, треск, потом без гудков раздалось:
– Да.
Трубку сняла женщина, скорей всего молодая. Голос высокий,
без «песка» и дребезжания, бодрый и звонкий.
– Позовите, пожалуйста, Лазаренко.
Девушка переспросила:
– Кого?
Ну вот, я так и знала! Пьяная Люся перепутала цифры.
– В.К. Лазаренко, – без всякой надежды на успех повторила я,
– доктора наук и профессора.
В трубке что-то шуршало и трещало, словно невидимая
собеседница судорожно грызла орехи. Я уже собиралась отсоединиться, как
прозвучало спокойное:
– Слушаю.
От неожиданности я чуть не нажала на рычаг.
– Вы? В.К. Лазаренко?
– Да, – ответила девушка, – Валерия Константиновна
Лазаренко, а в чем, собственно говоря, дело?
– Ваш телефон мне подсказала Люся Рассказова, дочь Сергея
Мефодьевича. Мне очень нужно с вами встретиться!
– Как вас зовут?
– Виола Тараканова, – я неожиданно сказала правду.
– Вы в Москве?
Я удивилась.
