Поняв, что на знакомых положиться нельзя, Кочерга попытался
обратиться сначала в брачное агентство, а потом решил воспользоваться
объявлениями. Но и в той, и в другой ситуации столкнулся с обманом.
Претендентки, выглядящие на фото тридцатилетними, на самом деле оказывались
бабуськами, а те, кто писал, что весит пятьдесят килограммов, при первой
встрече мигом превращались в прелестниц 64-го размера. А Владимиру Николаевичу
нравятся дамы маленькие, хрупкие, субтильные, такие, какой была покойная мама.
Потерпев очередную неудачу, Кочерга приуныл. Ну не ходить же
ему на дискотеки? Вот и пришла в голову идея знакомиться на улице. Владимир
Николаевич выискивал в толпе особу, которая казалась ему подходящей
кандидаткой, и пытался завести разговор.
– Конечно, – бормотал он, – с перчаткой глупо вышло, я не
подумал, что она зимняя, на меху. Решил, очень хорошо придумал. А оказалось вон
чего! Я ведь сначала деньги использовал.
– Каким образом? – пролепетала я.
– Ну показывал сто рублей и спрашивал: «Простите, не вы
обронили?»
– И что получалось? – заинтересовался парень, рывшийся в
ящике своего стола.
Кочерга мягко улыбнулся:
– Прямо беда выходила. Брали купюру и, спокойно сказав
«спасибо», уходили. Когда у меня тысяча рублей улетела, я решил изменить
тактику и взял мамину перчатку. Да, однако!
И он опять осторожно потрогал синяк под глазом.
– Извините, – только и смогла вымолвить я.
– Это вы меня простите, – возразил Кочерга, – напугал вас до
полусмерти, совсем не хотел.
Через полчаса мы вместе вышли во двор. Дождь прошел, на
улице было свежо.
– Вот что, Владимир Николаевич, – решительно сказала я, – у
меня дома сидят две маменьки, вполне нормальные, худенькие, шьют хорошо, обе
мечтают выйти замуж, пошли, познакомлю, может, кто понравится.
– У вас две матери? – изумился Кочерга. – Как такое может
быть?
– Долго объяснять, идти недалеко, мой дом следующий.
Кочерга засомневался:
– Вид у меня, однако… Дамы шарахнутся.
– Эти не из пугливых.
– Лучше завтра.
– Бросьте, – махнула я рукой и поволокла слабо
сопротивляющегося профессора к нашему дому, – вы же не можете в таком виде в
метро ехать, весь грязный, с синяком под глазом. Не ровен час опять в отделение
заберут.
Дверь открыл Ленинид.
– Здрассти, – проронил папенька.
– Привет, – ответила я и велела: – Ну-ка, вытащи из шкафа
синий костюм Семена, тот, который ему мал, и отнеси в ванную, а вы, Владимир
Николаевич, ступайте мыться.
Профессор покорно пошел в указанном направлении.
– Это кто такой? – зашептал Ленинид.
– Ты привел жениха Светке, а я нашла для Туси.
Папенька уронил вешалку.
– Господь с тобой, Виолка, он же бомж! Морда в синяках,
пинжак без пуговиц, штаны, словно из жопы вынули…
Я показала ворчащему Лениниду визитку.
– Доктор наук, – протянул растерянно папашка, – ага, ясно,
уважаемый человек.
Вздохнув, он понес костюм к ванной, я медленно снимала
грязные туфли, чувствуя, как гудят усталые ноги.
– А все-таки приятно, – неожиданно обернулся Ленинид, –
прямо сердце радуется.
– Чему? – поинтересовалась я, нашаривая тапки.
– Такие большие люди, как этот доктор наук, крупные ученые,
мужики с головами, тоже от души поддать любят, – захихикал папенька, – не в
библиотеке же нашему жениху рыло начистили.
Глава 20
К Алле Даниловне Рассказовой, бывшей хозяйке Зои, я
заявилась к девяти утра и, очевидно, разбудила добрую самаритянку, потому что
дверь открыли не сразу.
– Вы ко мне? – удивилась дама без возраста.
Такой можно дать и тридцать, и пятьдесят лет в зависимости
от времени суток. Утром, при ярком солнце, понятно, что мадам стоит на пороге
пенсии, а вечером, при приглушенном электрическом освещении, она сойдет за
девушку. Но сейчас, хоть часы и показывали девять, в прихожей горела лампочка,
и я заколебалась. Лица хозяйки практически не видно, а фигура, затянутая в
черные бриджи и футболку, выглядит безупречно.
– Вы Алла Даниловна?
– Да.
Я протянула ей пакетик, перевязанный блестящей красной
ленточкой, и затрещала:
– Уж простите, рано заявилась, хотела дома застать, Зоя
телефон дала, только я потеряла бумажку…
– Кто? – растерянно переспросила Алла Даниловна, машинально
беря сверток. – Какая Зоя?
– Так Рамазанова, ваша домработница, ну та, что в Америку
уехала с дочерью.
– Ах Зоенька! – обрадованно воскликнула Алла Даниловна. – Да
вы входите.
В прихожей я пустилась в объяснения:
– Я Зоина подруга, зовут Виолой. Ездила по турпутевке в
Нью-Йорк, встречалась с Зойкой…
– Пойдемте, – заулыбалась хозяйка, – кофейку попьем, вы все
и расскажете, очень интересно, как там Зоечка устроилась.
Меня привели на большую кухню, обставленную красивой
импортной мебелью, и усадили за круглый стол со стеклянной столешницей. Тут же
появился кофейник, похоже серебряный, элегантные чашечки и коробочка шоколадных
конфет.
– Как там Зоенька, – спросила Алла Даниловна, наливая
ароматный напиток, – очень жалко мне было ее девочку.
Я всегда считала, что врать нехорошо, но для пользы дела
вполне можно сообщить неправду. Говорит же врач безнадежно больному человеку:
«Вы скоро поправитесь, голубчик».
Вот только не следует придумывать нечто страшное
исключительно из суеверия, а вдруг сбудется? Поэтому я быстро произнесла:
– Дочка ее поправляется, почти совсем здорова.
– Ах, какое счастье! А сама Зоя?
– Тоже хорошо, встретила мужчину, вышла замуж.
– Ну пошли ей господь, – запричитала Алла Даниловна, – дай
бог счастья, она его заслужила. Столько мытарств пережить! Не всякая выдержит,
свихнется! Зоенька прелестный человечек, работящая, честная, умная, золото
просто.
