Лидия живет, вернее, жила с ней в одном подъезде, Марья
Михайловна частенько общалась с ней… Милой бабуле и в голову не могло прийти,
что соседушка проявит любопытство и упрет деньги. До этого момента Лидию
характеризовали как исключительно честную даму, но, очевидно, сумма оказалась
слишком велика, и Ковригина засунула пачки к себе в сумку, а чемодан набила
вещами Никиты. Марья Михайловна предупредила уборщицу, что за ним придет
женщина. Лидочка попросту обокрала бабулю, но художница о ней даже не подумала,
решив, что денежки у тебя.
– И где Ковригина?
Олег развел руками:
– Ищем, пока безрезультатно.
Я посмотрела в большое окно. Мимо закусочной текла толпа,
занятая своими делами.
– Какой ужас, – вырвалось у меня, – убить девушку, которую
воспитывала, как родную дочь, ее ребенка… Неужели в сердце Марьи Михайловны не
нашлось ни капли любви? Настоящее чудовище!
– Чудовище без красавицы, – подвел итог Олег.
Эпилог
Забегая далеко вперед, скажу, что Никита выздоровел и живет
с отцом. Павел по-прежнему торгует мармеладом, а я хожу к ним репетировать
Кита, но уже не за десять долларов, а за сто рублей. Дела Павла идут не
блестяще, но на жизнь им хватает.
Марья Михайловна ждет суда, надеюсь, что она получит по
заслугам.
В другом СИЗО в таком же ожидании томится и Монте-Кристо,
окончательно потерявший весь свой внешний лоск.
Доллары конфискованы, картина Леонардо тоже. К суду,
очевидно, привлекут и Руфину Михайловну с Ильей, но пока они отпущены под
подписку о невыезде.
Аркин и Конкин, услыхав о том, что купили подделки, и глазом
не моргнули. Оба вели себя совершенно одинаково.
– Да, – ответили они, – мы знали, что приобретали копии, а
что, это запрещено? Какие два миллиона долларов, вы что, таких денег у нас не
было! Заплатили копейки…
Окруженные адвокатами, бизнесмены стояли насмерть, а потом
сверху последовал звонок. Начальство приказало не жать на олигархов. Дело о
подделках начало рассыпаться на глазах, тем более что Руфина и Илья, поняв, что
милиция не знает имен никого из покупателей, кроме Аркина и Конкина, стали
вести себя нагло, отказываясь давать показания.
Но это все было впереди. 10 ноября, в День милиции, Томуська
испекла пирог. Мы сели около восьми вечера за стол в «тесном» семейном кругу –
я, Кристя, Тома, Ленинид, постоянно хватающийся за поясницу Олег, Семен, Филя и
Аким.
Парфенова, помирившись с Витькой, слава богу, покинула нас
накануне. У Юрки с Лелькой произошло перемирие, и приятель вкушал плоды
семейного уюта у себя дома.
– Ну, – сказал Семен, – за праздник!
Ленинид крякнул:
– Если бы мне сказали, что я стану отмечать день мента, ни
за что бы не поверил.
– Пей давай, – велела я.
Олег охнул.
– Болит? – спросила Тома.
– Жуть, – ответил мой супруг, – словно гвоздь в спину
вогнали.
– Ну пошли, – приказал Филя, – укол сделаю.
Постанывая и покряхтывая, муженек поднялся, и тут раздался
звонок в дверь.
– Кто бы это мог прийти? – подскочила Кристя.
– Сиди, – вздохнула я и пошла в прихожую.
На пороге стоял, улыбаясь, высокий парень с чемоданом, из-за
его плеча выглядывала худенькая темноволосая девушка.
– Здравствуй, Вилка!
– Добрый день!
– Ты меня не узнала?
– Э… простите…
– Гриша я, – ухмыльнулся парень, – из Израиля, сын Жени, ты
же обещала меня принять с девушкой, вот мы и приехали. Знакомься, это Майя!
Правда, мы собрались не в декабре, а раньше…
– Гришка! – обрадовалась я. – Входи, входи, страшно рада,
боже, как ты вырос! Тома, беги сюда, глянь, кто приехал!
Начались объятия, поцелуи, знакомство… Но не успели все
опять сесть за стол, как ожил звонок.
– Если это Лерка, – мрачно заявил Аким, – моя нервная
система не выдержит!
Я с интересом посмотрела на свекра. Надо же, до сих пор
считала, что старик бесчувственный, как амеба.
На этот раз в открытую дверь хлынула целая толпа: полноватый
мужик лет сорока с характерным, огромным носом, задастая бабенка и куча
разновозрастных детей, целых пять штук. Нет, шесть, нет, все же пять или
четыре, просто они все время крутились и прыгали, словом, мельтешили перед
глазами – так, что их не сосчитать.
– Вы к нам? – ошарашенно спросил Сеня.
– Простите великодушно, – бархатистым баритоном завел мужик,
– нельзя ли увидеть госпожу Тараканову Виолу Леонидовну…
– Ленинидовну, – недовольно поправил папенька и ткнул в меня
пальцем, – вот, любуйтесь, Вилка собственной персоной.
– Очень приятно, – закатил глаза гость. – Разрешите
представиться: Ицхак Блюмен-Шнеерзон. Вы великодушно разрешили остановиться у
вас. Мы ненадолго, всего на месяц или полтора.
– Погодите, – воскликнул Гришка, – кажется, мы летели вместе
из Израиля!
– Правильно, – кивнул Ицхак, – я вас тоже приметил, ну,
будем знакомиться?
Домашние, не в силах вымолвить ни слова, стояли с разинутыми
ртами. Ицхак принял молчание за знак согласия и представил свое семейство:
– Сара, моя супруга, а это наследники, Руфь, Мойша, Исаак и
Лия.
Значит, деток всего четверо, но до чего вертлявы!
Первой от столбняка очнулась Томуська.
– Чудесно, мы очень рады, у нас куча раскладушек. Значит,
Гришенька и Маечка в одной комнате, а вы в другой… Только тебе, Филя, опять на
кухне спать.
– Ничего, – махнул рукой незлобивый ветеринар, – я
привыкший!
Томуська повела Гришу с Маей в комнату, Семен исчез на
кухне, Филя грохотал раскладушками. Олег охал.
– Болит? – шепотом спросила я.
– Жуть, – так же тихо пробормотал муж, но вслух сказал совсем
иное: – Ну, что стоите, заносите вещи!
– Дети, – крикнул Ицхак, – тащите поклажу!
