– Но они казались такой счастливой парой!
Мартина всплеснула руками:
– Господь с вами! Леночку убили из-за того, что муженек
занялся торговлей наркотиками! Героин! Вроде прятал дома огромную партию, чуть
ли не двадцать кило, милиция не нашла, хоть обыск делала, а братки явились к
Лене! Ну, а дальше неизвестно, то ли она, дурочка, не отдавала порошок, то ли и
впрямь не знала, где муженек-подонок отраву хранил! Ужас! Марья Михайловна как
чувствовала, хоть и не материнское сердце, а вещун… Как она убивалась, когда
Лена замуж выходила!
– Надо же, – пробормотала я, – мы с Леночкой были очень
близки в последний год, мне всегда казалось, что теща обожает зятя. Знаете, она
всегда так уважительно о нем говорила: «Павлик бизнесмен, Павлик носит Лену на
руках, Павлик великолепный отец».
– А что ей оставалось! – всплеснула руками собеседница.
– Ну выгнала бы его!
– Так они же отдельно жили!
– Ведь не сразу, несколько лет у Марьи Михайловны
кантовались. Мне еще Леночка рассказывала, что обижалась на мать, та сидит
целыми днями дома, а потребовала, чтобы няньку наняли, лень было к Никите
подойти.
– Какая чушь! – возмутилась Мартина. – Да, Марья Михайловна
сидит, как вы выразились, дома, но она пишет картины. Ее работы продаются, и
несколько лет, до того, как Павел начал зарабатывать, они жили на средства,
которые добывала теща. Естественно, она не могла заниматься младенцем. Да если
хотите знать, Марья Михайловна умнейшая, тактичная дама. Знаете, что она мне
накануне свадьбы Леночки сказала?
– Нет, откуда.
– Так слушайте.
Мартина уже спала, когда в дверь осторожно позвонили. Она
привыкла к тому, что соседи, занедужив, частенько бегут к ней за советом,
конечно, она давно работает на санэпидемстанции, но за плечами медицинский
институт и пара лет на «Скорой помощи». Так что померить давление, посоветовать
лекарство от поноса и даже перебинтовать несерьезную рану Мартина вполне может.
Не глядя в глазок, она распахнула дверь и увидела Марью Михайловну.
– Вы заболели? Давление опять скачет? – спросила врач,
увидав красные глаза соседки.
Но дама покачала головой:
– Можно у тебя посижу минут десять?
Тут Мартина увидела, что Марья Михайловна просто плачет.
– Господи, – перепугалась доктор, – да что стряслось?
– В общем, ничего особенного, Лена замуж собралась.
– Но ей же только пятнадцать! – оторопела Мартина.
– Через месяц шестнадцать стукнет.
– Ну, ерунда, зачем вы так расстроились! В этом возрасте они
все себя Джульеттами мнят, – засмеялась врач. – Пройдет!
– Она беременна.
– Немедленно заставьте ее сделать аборт! – возмутилась
Мартина. – У меня есть гинеколог знакомый, все шито-крыто провернем. Хотите, я
с девочкой поговорю, объясню, что беременность в столь юном возрасте наносит
вред организму матери и ребенка…
– Уже семь месяцев, – тихо вымолвила соседка.
– Да вы что, – ахнула Мартина, – как же так!
– Не заметила, – каялась Марья Михайловна, – вижу,
потолстела она чуть, так решила, что слишком много сладкого ест. Голые мы дома
не ходим… Чуть не скончалась, когда узнала.
– Ну дела, – качала головой врач, – а кто отец?
– Ужас, – вздохнула Марья Михайловна, – просто катастрофа.
Жутко неотесанный парень, грубый, ничего не читал в своей жизни, кроме
программы телевидения, родители – алкоголики… И как только он в художественную
школу попал! Одним словом, могло быть хуже, да некуда. И он будет жить тут!
– Ну его в армию возьмут небось, а Леночка за два года
передумает.
Марья Михайловна покачала головой:
– Во-первых, ребенок все равно родится, помешать этому
событию уже нельзя, а потом…
Она замолчала.
– Не пускайте их к себе жить, – возмутилась Мартина, –
представляете, что начнется? Парень этот, возможно, тоже пить затеет… Хотя в
армию возьмут.
– Да никуда его не заберут! – в сердцах воскликнула соседка.
– Другие жуткие деньги платят, чтобы избавиться от службы, в институты рвутся,
абы куда, лишь бы с военной кафедрой, а этому повезло!
– В чем?
– Мать-алкоголичка, – пожала плечами Марья Михайловна, – вот
и родила урода, пальцев у него нет на левой ступне, признали негодным…
– Что же Леночка в нем нашла?
– Не знаю…
– Все равно к себе не пускайте, – советовала Мартина, – раз
такие взрослые, пусть у алкоголички поживут, может, тогда Лена поймет…
– Понимаешь, – вздохнула Марья Михайловна, – я не могу с ней
конфликтовать.
– Почему?
– Так квартира ее.
– Но вы же здесь всю жизнь живете? – изумилась Мартина.
– Нет, – покачала головой Марья Михайловна, – ты, Тиночка, в
этом доме с рождения, ну-ка вспомни, когда ты меня первый раз увидела, ну?
Мартина задумалась:
– Вы шли с Людмилой, у нее был огромный живот, она меня
увидела и говорит: «Знакомься, Тинуша, это моя сестра, старшая…»
– Вот-вот, – сказала Марья Михайловна, – у нас мать одна, а
отцы разные, но мы все равно дружили, поэтому, когда Мила забеременела, я к ним
с мамой переехала, чтобы помочь. Думала, ненадолго, а вот как вышло! Милочка
умерла, а я с Леной осталась, опекунство оформила, только прописаться мне не
разрешили.
– Почему?
– В семидесятые годы, – пояснила художница, – людям не
разрешали прописываться на площадь к тем, кого они опекают, чтобы не было
махинаций с квартирами. А жилищные условия у нас с Людмилой, мягко говоря,
оказались разными. У меня десять метров в коммуналке, а у младшей сестры
четырехкомнатная квартира у метро…
– Что же потом не прописались?
– Да как-то недосуг было, – вытирала глаза Марья Михайловна,
– забыла совсем, да, видно, зря. Вчера-то мы поспорили, вот Леночка и заявила:
«Ты мне не указ, не нравится с Павлом жить – уезжай! Это моя квартира».
– Какая мерзавка, – вскипела Мартина, – вы ее растили,
кормили, поили.. Вот она, благодарность!
