И она буквально вытолкала меня в коридор. Я просидела у
Аркиной еще около часа, поедая страшно вкусные слоеные пирожки и варенье из
инжира. Но всему приходит конец, к тому же мои ноги, обутые в страхолюдские
сапожки на уродской шпильке, заболели немилосердно. Все время, пока мы
путешествовали по нескончаемому дому, я ходила на цыпочках, боясь наступить на
тонкий каблук, и теперь пальцы ног онемели, и у меня было ощущение, что у меня
вместо ног хвост, как у Русалочки…
Дина довела гостью до двери, любезно распрощалась и сказала:
– Приедете еще раз, заходите в гости.
– Спасибо, дорогуша, – отозвалась я, потряхивая ярко
мелированной головой, – обязательно привезу вам в подарок сервиз «Мадонна». А
то, право, странно, такой шикарный дом, а едите, как простонародье, на обычных
тарелках.
– Спасибо, – рассмеялась хозяйка, распахнула дверь,
выглянула наружу и, мигом ее захлопнув, крикнула: – Рената, немедленно подите
сюда.
Женщина возникла, словно материализовавшееся из воздуха
привидение, абсолютно беззвучно и мгновенно.
– Ну-ка, посмотрите на крыльцо, – раздраженным голосом
велела хозяйка, – и ответьте мне, что это за безобразие!
Рената молча выскользнула за дверь и через секунду
вернулась, держа двумя пальцами… мои ботинки. Я уставилась на них во все глаза.
Ну надо же было свалять такого дурака! Сняв не слишком презентабельную обувку,
я, вместо того чтобы положить в пакетик и прихватить с собой, оставила ее у
двери.
– Наверное, бомжи бросили, – вздохнула Рената, – экая
грязная мерзость.
Я мысленно возмутилась. Согласна, ботинки слегка запылились,
но утром я их тщательно вычистила, и потом, они из натуральной кожи, мех,
правда, искусственный…
– Вы в своем уме, Рената? – возмутилась Дина. – Зачем мне
слушать рассказ о том, кто тут бросил эту гадость! Ваше дело вынести дрянь на
помойку, а не делиться умозаключениями!
Вздохнув, горничная уволокла мою обувь куда-то в глубь
коридора. Я безнадежно проводила ее взглядом. Дина сердито продолжила:
– Вот, все прелести проживания в центре налицо!
– Почему бы вам не переехать в охраняемый поселок? –
поинтересовалась я, натягивая у зеркала идиотскую курточку из крашенной в
красный цвет норки.
– Мой муж – урбанист[1], – со вздохом пояснила Дина…
Я вздернула брови:
– Сочувствую, дорогая. Но не отчаивайтесь, сейчас медицина
ушла так далеко! Обратитесь к специалистам, вылечат!
Ковыляя на цыпочках по обледенелому двору, я кожей
чувствовала волну веселья, исходящую от стоявшей в дверях хозяйки.
Глава 21
До метро я добралась, как ярмарочный танцор на ходулях.
Кое-как, уцепившись за перила, сползла вниз и кинулась к первому попавшемуся
ларьку, торговавшему обувью.
– Дайте вон те кроссовки, за триста рублей!
Продавщица прокатила во рту жвачку, оглядела мою
выпендрежную курточку, узконосые баретки, черные брючки и сообщила:
– Дама, это Китай.
– Давайте, тридцать восьмой размер есть?
– Они из кожзама.
– Дайте померить!
Девчонка, обозленная моей непонятливостью, брякнула:
– Господи, да зачем вам это говно? Развалится через месяц!
Лучше купите вон те «Хаш паппис», замша натуральная, фирма! И всего-то сто
баксов.
Потеряв терпение, я рявкнула:
– Хватит спорить, живо вытаскивай китайские за три сотни!
Девица фыркнула и достала грязную, раздавленную коробку,
украшенную иероглифами.
– Только имейте в виду, – бормотала она, выбивая чек, –
назад не приму, потому как предупреждала, эта обувь – жуткая дрянь!
Я ткнула пальцем в стекло, где висело объявление
«Гарантийный срок на всю обувь две недели».
– Еще как возьмете!
Продавщица покраснела и сдержалась. Не обращая внимания на
ее хорошенькое, перекошенное от злости личико, я плюхнулась на стульчик, перед
которым валялась картонка, скинула жутко модные сапожки и, застонав от
удовольствия, засунула измученные ноги в дешевые, но замечательно удобные
кроссовки.
– Вам плохо? – испугалась девчонка.
– Нет, – пробормотала я, чувствуя, как колет иголками
несчастные онемевшие пальцы. – Мне, наоборот, слишком хорошо!
Домой я вползла совершенно разбитая, мечтая только о том,
как сейчас окажусь в теплой ванне. День выдался суматошный, пообедать мне, слава
богу, удалось слоеными пирожками у Дины, поэтому желудок сегодня не бунтовал,
зато отказали ноги.
Войдя в прихожую, я горестно вздохнула: вешалка забита
куртками, все в сборе и, скорее всего, вновь ругаются. Впрочем, наличие дома
Парфеновой не удивляло. Часы показывали полвосьмого, а она работает до пяти.
Стоит стрелкам подобраться к заветному часу, как знаток семейной жизни мигом
захлопывает кабинет. Но отчего на крючке болтается верхняя одежда Олега и Юрки?
Они-то как оказались дома в «детское» время?
Недоумевая, я влетела на кухню и увидела… пустой стол, в
центре которого возвышалась кастрюля с абсолютно остывшей картошкой. Не
понимая, что заставило всех бросить горячий ужин, я услышала громкие голоса из
своей спальни и пошла на звук.
– Нет, – вопил Олег, лежавший на кровати, – все, что угодно,
только не укол!
Филя, державший в руках шприц, ласково бубнил:
– И совсем не больно. Велели же диклофенак колоть три дня,
ну не капризничай, поворачивайся на живот!
– Нет! – отрезал Олег.
Ветеринар вздохнул и сел у его изголовья.
– Что случилось? – спросила я.
Муж повернул голову в мою сторону и грустно отметил:
– Пришла наконец! Одно непонятно, где ты все время шляешься?
– Радикулит у него приключился, – быстро пояснила Томуська.
– Сильный приступ. Юрка Олега на себе с работы приволок.
– Не надо было сейф таскать, – вздохнула я.
