Из ее глаз опять полились слезы, Руфина заперла кабинет
изнутри и отчаянно зарыдала. Вдруг раздался тихий стук, потом желавший войти
забарабанил в дверь. Искусствовед открыла, на пороге возникла худенькая
девушка, обвешанная браслетами и фенечками.
– Что надо? – весьма грубо рявкнула Руфина.
Но девица не смутилась. Она вошла внутрь и протянула даме
конверт. Та уставилась на пять таких необходимых ей стодолларовых бумажек.
– Это вам, – улыбнулась посетительница, – за консультацию.
Заприте дверь, поговорить надо.
Так началось сотрудничество Маши Говоровой и Руфины.
– Понимаете теперь, почему я занялась этим бизнесом? –
шептала Руфина. – Только из-за Надюшки… Я ее вылечила, поставила на ножки,
полгода во Франции на курорте Виши продержала: грязи, минеральная вода, сейчас
в Израиль отправила, к Мертвому морю… Все ей, все доченьке…
– Если вас убьют, дочь останется одна!
– Святые угодники, – тряслась Руфина, – спасите и сохраните.
– На бога надейся, да сам не плошай, – вздохнула я. – У вас
есть хоть малейшее понятие о том, кто мог убрать девочек, а главное, за что? За
подделку? Может, это прозревший клиент?
– А вы сами кто? – догадалась наконец спросить Руфина.
Я слегка замялась. Лучше не прикидываться тут сотрудником
милиции…
– Я мать Кати Виноградовой!
– Вы так молодо выглядите, – прошептала Руфина, – ни за что
бы не дала больше тридцати пяти…
– Я родила Катю рано, едва шестнадцать исполнилось, – я
принялась вдохновенно врать, – мне тридцать девять.
– Просто ужасно, – бормотала Руфина, – я так вам сочувствую,
потерять дочь, что может быть страшнее! Вы еще молодец, нашли в себе силы жить,
я бы умерла на другой день!
– Только мысль о мщении придает мне силы, – ответила я. –
Вот решила сама найти убийцу. Разве милиция что-нибудь сделает?
– Никому, – зашептала Руфина, – никому наши несчастные дети
не нужны, бедные… Ваша Катенька, такая талантливая, такая ранимая, такая
интеллигентная… Какое горе…
– Вот, – грустно продолжила я, – теперь мучаюсь, думала с
Машенькой побеседовать, да не успела.
– Убили ее, – заплакала Руфина, – убили… Вот глупые
девчонки! Знаете ведь, как молодежи всего хочется. Я их останавливала,
говорила: не надо, не надо, все-таки Леонардо да Винчи, бешеные деньги. Но
Машенька так серьезно ответила: «Вот продадим его, обеспечим себя на всю жизнь
и завяжем».
– Какой Леонардо? – изумилась я.
– Вам Катя не рассказывала? – удивилась Руфина.
– Нет, – ответила я, – я ведь не в Москве живу, поэтому
вообще ничего не знала.
– Тогда слушайте, какая у нас штука приключилась! –
воскликнула Руфина.
Глава 16
Два месяца назад к Руфине в Третьяковку явился старик,
сморщенный, словно высохший стручок.
– Вот какое дело, – забубнил он, сжимая коричневыми корявыми
пальцами обтрепанный кожаный портфель, модный в начале пятидесятых годов, – ты
глянь и скажи, правда бумажка денег стоит или это враки, а? Продать такое
можно?
– Давайте посмотрим, – вежливо улыбнулась Руфина. Она хорошо
знала, какие вещи могут иногда таиться на дне потрепанных ридикюльчиков и
саквояжей.
Дедок, сопя, открыл портфель, вытащил нечто плоское,
тщательно завернутое в пожелтевшую газету «Вечерняя Москва».
– Картинка тут, – кашлял дедуля, разворачивая бумагу.
Руфина Михайловна глянула и почувствовала, что сердце сейчас
выпрыгнет из груди. На столе лежало полотно, принадлежащее кисти великого
Леонардо да Винчи, итальянского живописца, скульптора, архитектора, ученого,
инженера. Не веря себе, Руфина принялась разглядывать картину. Ей сразу стало
понятно, что дедушка принес эскиз к «Тайной вечере», росписи, которую великий
Леонардо сделал в трапезной монастыря Санта-Мария-делле-Грациа в Милане.
Исследователям живописи известно несколько набросков живописца, но такого
яркого, красочного нет ни в одном музее мира. Полотно требовало легкой
реставрации, и только. Руфина Михайловна даже боялась предположить, сколько
стоит раритет. Речь шла не о сотнях, не о тысячах, а о миллионах долларов.
Следовало срочно придумать, как поступить. – Сразу не могу сказать, – затянула
Руфина Михайловна, – похоже, что подделка, надо проверить рентгеновским
аппаратом…
Дедок молча кивал, слушая чушь, которую несла дама. Наконец
она спросила:
– Откуда у вас это?
Дедушка приосанился и завел по-стариковски длинный,
обстоятельный рассказ.
В 1945 году он, Коля Степин, молодой бравый капитан, в
составе советских войск брал штурмом крохотный городок, скорей даже, как
сказали бы в России, поселок городского типа, Аусхоф в предместье Берлина.
Фашисты сражались отчаянно, основная их масса осела в
огромном замке. Наконец советские войска, сломив сопротивление противника,
ворвались в Аусхоф и взяли замок штурмом. В нем же и остались ночевать, дивясь
на роскошные занавески, посуду и тяжелую мебель. Ночью Коля Степин захотел по
малой нужде. В доме, естественно, был туалет, но Николаша не стал ходить по
длинным мраморным коридорам, просто вышел во двор.
Стоял одуряюще теплый апрель, воздух полнился запахами
весны, заканчивалась война, настроение было у него прекрасное, впереди была
целая жизнь…
Насвистывая, Коля двинулся к кустам и вдруг услышал шорох,
кто-то хотел убежать в лес. Война вырабатывает определенный стереотип
поведения. Руки Николая сработали быстрее разума. Он мгновенно выхватил оружие
и выстрелил…
Раздался короткий вскрик, потом шум упавшего тела. Сжимая в
руке пистолет, лейтенант глянул в кусты. Там, широко раскинув ноги, лежала
молодая, хорошо одетая женщина. Возле тела фрау валялся красивый кожаный чемоданчик.
Коля открыл саквояж. Там, среди белья, чулок и кофточек, нашлись несколько
коробочек с золотыми колечками и сережками, кошелек с деньгами и кожаный черный
футляр, тубус, в котором студенты носят чертежи, чтобы не помять.
