Правильнее всего было плюнуть на девок, убрать Овсянникова и вернуться к своей обычной жизни. Менты и без девок могут догадаться, что Овсянников – его работа, и с девками ничего доказать не смогут. И все-таки девиц нужно контролировать, в его деле пускать на самотек нельзя ничего. В конце концов, подружка может оказаться связанной с кем-то, кто никак не должен знать о его, Филина, причастности к этому делу. Он вполне допускал, что у его нанимателей есть не менее мощные противники, опасаться которых следует гораздо больше, чем ментов.
Филин с удовольствием вдохнул прохладный ночной воздух. Хорошее лето стоит в этом году. Замечательное. Лучше, чем на любом курорте.
До дома было метров пятнадцать. Филин еще постоял, уже понимая, что со стариком придется побеседовать.
Тамара проснулась с тягостным противным чувством. Ей снилось что-то неприятное, страшное, сон она сразу забыла, а осадок остался. Поворочалась на неудобном диване и поняла, что больше не заснет.
Тишина стояла абсолютная, тревожная. Тамара на ощупь натянула юбку, неожиданно подумав, что, будь на месте Сережи Филин, могла бы выйти в одной футболке. Футболка длинная, до середины бедер. Чужого и страшного Филина Тамара совсем не стеснялась. А выйти в футболке к Сереже казалось немыслимым, хотя ей было что показать.
Он сидел за компьютером на кухне, и она обрадовалась, что не придется коротать ночь одной.
– Ты чего не спишь? – шепотом спросила Тамара.
– Дежурю, – засмеялся Сергей, откинувшись в компьютерном кресле.
– А собаки? – удивилась Тамара. – Думаешь, они чужого пропустят?
– Береженого бог бережет. – Сергей с удовольствием потянулся, он устал пялиться в экран, смотреть на Тамару было гораздо приятнее, даже в слабом свете монитора. – А ты чего не спишь?
– Не знаю. Не спится. С тобой посижу. Свет зажжем?
– Лучше не надо, – предостерег он. – Давай проявим осторожность. Может, чай сделать?
– Как хочешь. Могу с тобой за компанию выпить, могу так посидеть.
Он потянулся к стоящему на столе у стены электрическому чайнику, взвесил его рукой, решил, что воды достаточно, и щелкнул выключателем.
– Жалко, Лина не захотела меня здесь дождаться. – Он посмотрел на плотно задернутую занавеску. – Были бы обе у меня под присмотром. А так получилась только лишняя головная боль.
– Да какое ей дело до твоей головной боли, – возмутилась Тамара. Не хватало ей еще бесконечных разговоров про Линку. – Ей с дружком веселее, чем с нами.
Сергею очень хотелось расспросить про Лину. Он совсем не думал и не вспоминал о ней много лет, а сейчас жалел, что не может взглянуть на молодую соседку. Раньше она очень походила на Лену, свою мать, а в Лену маленький Сережа когда-то по-детски влюбился. Она была самой красивой девушкой из всех, кого он знал, красивее артисток в кино. Ни у одной артистки он не видел таких синих глаз, такой нежной и ласковой улыбки. Когда-то Лена казалась ему сказочной принцессой, он долго скучал, когда она уехала учиться в Москву. Очень скоро Лена стала приезжать с мужем, потом у нее родилась Лина, и взрослеющий Сережа совсем забыл о своей былой влюбленности.
Наверное, если бы Лина приехала с мужем или, по крайней мере, не завела здесь «дружка», ее появление не вызвало бы у него никакого интереса. Весь стиль жизни Полины Васильевны, вся ее жизненная позиция настолько не допускали появления «дружков» при живом муже, что не проявить интереса к ее внучке Сергей просто не мог. Полина Васильевна была женщиной редкой честности и порядочности, а у внучки – «дружок». Забавно.
– Я не представляю, – не выдержала Тамара, хоть и не хотела говорить о подружке. – Ну как можно так открыто изменять мужу?
– А закрыто можно? – засмеялся Сергей.
– И закрыто нельзя, но… – Тамара посмотрела на него и тоже засмеялась: – Закрыто все-таки приличнее.
Она чуть не ляпнула, что сама бы ни за что мужу не изменила, особенно такому, как Сережа, но вовремя сдержалась. Так примитивно действовать с ним нельзя, он же не безмозглый и напыщенный Иван.
– Ты-то замуж не собираешься? – Щелкнул чайник, Сергей, пошарив на одной из полок, достал чашки, бросил в каждую по пакетику и залил кипятком.
– Так ведь не за кого, – развела руками Тамара. – Мужики пошли… Не мужики, а не поймешь кто, детки великовозрастные. Ты вот последний остался.
– Ну так уж и последний, – усмехнулся он.
– Угу, – серьезно кивнула Тамара. – Кроме тебя мужиков не знаю. Остальные – бабы в штанах.
– Иди спать, Томочка. – Он осторожно погладил ее по руке, когда она поставила на стол пустую чашку.
– Не пойду, – покачала головой она. – Не пойду. Мне без тебя страшно.
На самом деле, в этом доме она ничего не боялась и спать ей хотелось, но не упустить возможности посидеть с ним при слабом лунном свете хотелось гораздо больше.
Николай Иванович медленно прикрыл дверь и шагнул чуть в сторону, за крепкую деревянную стену. Постоял, выравнивая дыхание. Он не то чтобы испугался, скорее, растерялся и разозлился на себя за это. Человек во дворе был не случайным воришкой, не мог он, старый милиционер, не заметить, не почувствовать чужого на своей территории. Не мог. А раз не почувствовал, значит, во дворе профессионал.
Или там, в темноте, никого нет, и ему просто почудилось движение у стены сарая?
Старческие страхи? Он просто беспокоится о Лине и придумывает себе несуществующую опасность?
Ему хотелось верить, что это так, но он не верил. Он верил только собственному чутью.
Ну, Лина, ну, паршивка, злился он, медленно отступая в глубь дома. Попадись мне только… Во что же такое она вляпалась, что теперь ей приходится скрываться, а его машиной интересуется профессионал?
Почему он однозначно связал Линины проблемы с появлением ночного гостя, Николай Иванович и сам не мог бы объяснить, линия «Лина – машина – шорох в темноте» выстроилась сама собой. Шаря на ощупь в темной комнате, он боялся только одного: что не успеет, не сможет одолеть непрошеного гостя и защитить Лину.
Он никогда не считал себя несчастным человеком. С какой стати? Семьи он не создал, это верно, зато в его жизни была работа, людская благодарность, были женщины, которых он, может быть, и не безумно любил, но которым искренне радовался. И главная – Полина.
Полина была рядом, сколько он себя помнил. Из детства он всегда отчетливо вспоминал яркое зимнее солнце, санки на крутом спуске к реке, долгие зимние вечера с книжкой под оранжевым абажуром и девочку с розовым бантом в кудрявых волосах. Сейчас ему казалось, что она всегда была для него как сестра. На самом деле, конечно, это не так, он помнил свое отчаянье, когда она вышла замуж.
Он собирался стать летчиком, тогда все мальчишки мечтали летать. Он поступил в летное училище, Полина уехала учиться в Москву, и он почти о ней не вспоминал, только почему-то думал, что когда-нибудь она обязательно станет его женой.
