Но постоянно их сравнивала.
– Принимай товар, – говорил ей Стас, приходя из магазина с продуктами, и отодвигал ее одной рукой, когда она пыталась его обнять. Она мешала ему раздеваться.
Костя откликался на каждое ее движение. Он целовал ее, не сняв мокрую куртку, весь вымокший под проливным дождем, пока бежал к ее дому. Они тогда собирались в кино, но так и не пошли из-за того же дождя…
– Лина!
– Тетя Клава, – обрадовалась она, заметив соседку, когда та уже поднималась по крыльцу.
– Ты бы, Лина, вишню обобрала, – села на стул соседка. – Падает ягода. Хочешь, помогу? Все равно делать нечего на пенсии-то.
– Ну что вы, я сама. У вас свой сад вон какой огромный.
– Ну смотри. А то мне ведь в радость тебе помочь.
– Спасибо. Завтра соберу ягоды и сахар куплю на варенье.
– Что это у тебя? – Тетя Клава взяла старую газетную копию, посмотрела и опять положила на стол. – Сережку моего тогда затаскали. Я, Лина, сына не оправдываю, честно денег, таких как у него, не заработаешь. Но убить-то он никого не мог, ты же его знаешь.
– Конечно, не мог, что за глупость? – Лина заварила чай и поставила на стол купленное вчера печенье.
– Вот именно, глупость. А Николай Иваныч считает, что это он бандита этого, Ковшова, убил. Хорошо, что Сережки в тот день в городе не было и его сотня людей видела, а то бы засадили парня.
– Ну что вы, теть Клава. – Лина разлила чай в бабушкины чашки. – Николай Иваныч умный человек, никогда бы невиновного не обвинил.
– Ладно, бог с ними. – Соседка взяла чашку, отпила – горячо, и опять поставила.
– Теть Клава, вы не знаете, куда бабушка могла фотоаппарат положить? – Лина тоже отпила чаю и тоже поставила чашку – горячо.
– Фотоаппарат? Какой?
– Я тогда… – Лина смутилась. – В последний раз… Фотоаппарат привезла, мы с бабушкой еще друг друга фотографировали. Теперь не могу найти. Она вам ничего не говорила?
– Нет. Не говорила. – Соседка пытливо посмотрела на Лину. – А дорогой аппарат-то?
– Нет. Не в этом дело. Неважно, это я так…
– Я завтра к сестре собираюсь. В деревню. Дня на два… – сообщила соседка.
Лина помнила, что у тети Клавы в недалекой деревне живет сестра, и даже помнила, что ее зовут Надей.
И опять Лине показалось, будто время повернуло вспять, так уютно и спокойно они разговаривали с соседкой. Ей даже показалось, что она сама становится немного другой, почти такой же, как когда у нее еще был Костя.
Соседка ушла, когда уже стало смеркаться.
– Не сиди как на похоронах, – хмыкнул Филин. – Давай поужинаем, я есть хочу. И не бойся, я тебя не обижу.
– Овощей набрать на огороде можно? – поднимаясь со стула, робко спросила Тамара.
– Конечно, – кивнул он. – Даже нужно. Что ты спрашиваешь? Ты же у себя дома, хозяйка. А я твой гость.
Я могу убежать, уговаривала себя Тамара, срезая огурцы на длинной грядке.
Она знала, что не убежит – ноги плохо слушались, как в страшном сне. Нужно было думать, как спастись, а в голове противно звенела пустота.
Открыв банку тушенки, Тамара вывалила содержимое в кастрюлю, высыпала туда же очищенную картошку и поставила на плиту, нарезала овощи, заправила маслом салат, достала из холодильника колбасу, и Филин стал таскать кусочки из-под ее ножа, не дожидаясь, пока она сложит их на тарелку. Все выглядело очень мирно, по-домашнему. И это заставляло ее еще больше цепенеть от ужаса.
– Бросить решила Болотникова?
Тамара кивнула, потыкала картошку тупым ножом и навалила Филину полную тарелку импровизированного жаркого.
– А сама чего не ешь?
– Не хочется. – Она присела на краешек стула, подумала и взяла кусочек колбасы.
– А почему? Зачем бросать-то? Парень Болотников видный, не бедный.
– Объясняла же, – пожала плечами Тамара. – Сергей Овсянников… Иван слаб против него.
– И ты решила на сторону сильного переметнуться?
– Угу. – Она съела колбасу и потянулась за вторым куском.
– Вот тут ты ошиблась, золотце. Иван твой, может, и полный ноль, но люди за ним стоят серьезные. Покруче Овсянникова. Так что сделаем дело, и возвращайся к своему Ивану.
«Он меня успокаивает, – отстраненно подумала Тамара. – Он меня убьет».
– Спасибо, – чуть отодвинул опустевшую тарелку Филин. – Очень вкусно, правда. Давай теперь чайку.
Убирая со стола грязную посуду, Тамара чувствовала, что в голове больше нет звенящей пустоты. Теперь она знала, что делать.
Чай для Филина получился крепкий, душистый, она сама такой любила.
– А сама что, не будешь? – удивился он.
– Я не пью на ночь чай. То есть пью, только травяной. – Тамара залила кипятком аптечный пакетик с успокаивающим чаем.
– Ну как знаешь, – с сомнением покачал он головой. – Если тебе это нравится…
Все получилось так просто, что она боялась этому поверить. Подсыпать в заварной чайник бабкиного снотворного оказалось совсем легко.
Он сейчас заснет, уговаривала себя Тамара. Он заснет, и все кончится.
Разбирать бабушкины бумаги было грустно, но вместе с тем занятие это отчего-то успокаивало. Лина сложила все письма в найденную здесь же, на втором этаже, коробку. Коробка была необычная, оригинальная, несмотря на пошлых ангелочков на крышке, то ли бабушка пожалела ее выбросить, то ли мама. Лина поставила коробку в угол и принялась за ежедневники. Ежедневники бабушка любила, заранее отмечала в них дни рождения людей, которых необходимо поздравить, составляла списки продуктов, которые нужно купить, отмечала «благоприятные» и «неблагоприятные» с астрологической точки зрения дни. К астрологии она всегда относилась серьезно и с юмором одновременно, а заодно опасалась понедельников, пятниц и тринадцатых чисел.
В открытое окно залетела серая ночная бабочка, стала биться о плафон настольной лампы. Лина выключила лампу, постояла у окна, глядя на темный сад, и неожиданно подумала о недавнем попутчике, с которым дважды сталкивалась у речки. Думать о нем было отчего-то радостно, и очень хотелось встретиться с ним завтра.
Бабочка перестала шуршать крыльями. Лина вернулась к столу и, опять включив лампу, принялась листать ежедневник.
На странице за второе августа взгляд замер случайно, Лина даже не сразу поняла, что это как раз день ее несчастливого приезда. Очень уж странным показался написанный бабушкиной рукой текст: «Тележка? Тележка!» и еще несколько раз «Тележка!».
Лина поразглядывала ровные буквы. Глупость какая.
Долистала ежедневник и опять вернулась ко второму августа. Глупостей бабушка обычно не писала.
