– То есть вы предполагаете, что это может быть дочь генерала или таинственная женщина в белом?
– Ну… не так однозначно, – замялся Алик. – Но, исходя из того, что мы на сегодня знаем… вполне. Правда, Саша?
– Вряд ли женщина в белом, генерал все-таки… – сказал Федор задумчиво. – Мне как-то трудно представить себе его в роли убийцы, закапывающего труп любовницы у себя на дачном участке. Но гипотетически принимается. Равно как и дочка. Плюс женщина икс.
– Какая женщина икс? – спросил Алик.
– Любая, – ответил ему Шибаев, который понял мысль Федора. – Мы танцуем от печки и знаем о двух, а их могло быть больше. Много.
– Именно. Одна плюс одна плюс икс, где икс любое число вплоть до бесконечности, – сказал Федор.
– Надеюсь, это теоретически? – спросил Алик.
– Вне всякого сомнения. В реальности количество женщин, имевших доступ на дачу, ограничено, но это не делает нашу задачу легче. Вы с капитаном Астаховым говорили?
– Пока нет. Они открыли дело, но уже закрыли, что и понятно – двадцать пять лет… а то и больше. А теперь вообще это неактуально – я пас, – сказал Шибаев.
– Надо было поговорить, голова у него варит. Значит, Людмила Савенко или женщина в белом, – подвел итог Федор. – Плюс женщина икс. А как вы относитесь к презумпции истинности или ложности утверждения?
– Нормально! – обрадовался Алик, чувствуя себя в своей стихии. – Пока не доказана ложность утверждения – оно истинно, и наоборот!
– Например?
– Например, я утверждаю, что на Марсе есть жизнь. Или что человек произошел не от обезьяны, а в результате панспермии.
– Или что есть Бог. Принимается. Давай, доказывай истинность этого или ложность!
…Шибаев вышел на балкон. Они даже не заметили, что он исчез. Ночь была теплая и влажная. Мириады звезд висели над его головой, приколоченные к своду космическими силами тяготения. Время от времени то одна, то другая срывалась и неслась к Земле, прочерчивая длинную дугу.
До Шибаева долетали всякие умные фразы, вроде «теория эволюций», «эволюции не существует в принципе, что давно уже доказано», «теория катастроф» и «кривое зеркало познания»…
Они засиделись далеко за полночь. Около трех вышли проводить Федора. Постояли несколько минут, дожидаясь такси. После душной комнаты дышалось удивительно легко. В природе посвежело. Звезды побледнели, небо подсветилось розовым на востоке. Чувствовался близкий рассвет.
Федор вдруг простер руку и произнес нараспев, слегка завывая:
– Ты не волен в желаньях своих и делах? Будь, однако, доволен: так хочет Аллах! Следуй разуму: помни, что бренное тело – только искра и капля, только ветер и прах… – Он помолчал и добавил уже нормальным тоном: – Вот так, сыскарь!
– Четвертая стадия, – определил Шибаев. В первой Федор называл его «Саша», во второй – «Сашок», в третьей – «Ши-Бон», а в четвертой – «сыскарь». Хорошо посидели, называется.
– И чего? – спросил Алик.
– А того! Саша меня понял. Понял?
– Понял, – отозвался Шибаев, нащупывая в кармане ключ от дачи Кристины. – Я тебя прекрасно понял…
Тут подъехало заказанное такси, и философ Федор Алексеев убыл восвояси.
– Ты, Алик, иди, я сейчас, – сказал Шибаев и стремительно пошел в сторону площади. Дрючин остался один на пустой улице.
– Ребята… Сашок, ты куда? – напрасно взывал он вслед скрывшемуся Шибаеву. Тот был уже далеко.
* * *
Человек сидел за столом на кухне, чутко прислушиваясь к шорохам, поскрипываниям, всяким маленьким звучкам, наполнявшим дом. Дом был чужой, и явился он сюда без приглашения – около часа назад осторожно открыл чужим ключом дверь, постоял, прислушиваясь, на пороге и бесшумно прошел по коридору, поочередно открывая двери в комнаты. Убедившись, что дом пуст, он отправился на кухню. Уселся за стол и принялся ждать. Кромешная вначале, тьма разбавилась слабым светом далекого уличного фонаря, и он уже стал распознавать предметы вокруг. Слабо светились стекла буфета, хромированный кран тянул вперед длинную блестящую руку, высокий и белый как привидение холодильник застыл в углу. В доме давно не проветривали, и запах здесь был затхлый.
Отсюда он видел крыльцо. Он сидел неподвижно, как манекен, положив перед собой руки в кожаных перчатках. Он умел долго сидеть неподвижно и ждать.
…Он спросил:
– А если клиент не явится?
А тот ответил:
– Значит, будешь ждать завтра. И послезавтра. И снова. Понял? Его нужно… дезавуировать.
– Чего? – не понял он.
Тот засмеялся:
– Устранить.
– А если он вообще не появится?
– Тогда считай, что тебе повезло. На нет и суда нет. Ни пуха!
– К черту! – пробурчал он. – А ты уверен, что хуже не будет? Начнут копать…
– Не будет хуже, – кратко ответил тот. – И копать никто не станет. Я все беру на себя, понял?
«Все! Ну и шел бы сам…» – подумал он, но ослушаться не посмел – их слишком многое связывало. Этот всегда был лидером, а он лишь исполнителем. Иногда он с содроганием думал, что ему далеко до него… Господи, спаси и помилуй!
Сначала он заметил тень – длинную черную тень, упавшую на пол веранды. Потом скрипнула половица, и появился человек. Он остановился и замер, прислушиваясь. Подошел к двери, нажал на ручку. Дверь подалась, и сидящий за столом чертыхнулся – забыл закрыть! Прокол. Теперь ночной гость, если не дурак, рванет отсюда. И тут главное – не упустить. Он привстал, решая, что делать. Замер. И сразу же перевел дух облегченно – человек перешагнул порог. Он слышал его дыхание. Гость привыкал к темноте. Вот он сделал шаг, другой…
И тогда он метнулся вперед. Резкое движение рукой – и нож вошел под левую лопатку пришельца. Тот сдавленно вскрикнул, взмахнул руками и стал медленно оседать на пол. Убийца нагнулся и вытер нож о его одежду. Человек хрипел. Его пальцы царапали пол. Страшный скребущий звук разбил тишину и заполнил дом…
Когда звук прекратился, убийца переступил через труп и направился к двери. Вышел на веранду, настороженно всмотрелся в пустой двор. Не заметив ничего подозрительного, не торопясь закрыл за собой дверь на два оборота ключа…
Глава 20
Тайная вечеря
Ирина Рудницкая металась по квартире, внося последние штрихи в интерьер и накрытый стол. Японская посуда с деликатным рисунком – журавли и бамбук, столовое серебро, ослепительный хрусталь, жесткие льняные салфетки. Она мельком пожалела, что гостей всего четверо, а не десять – тогда можно было бы поставить маленькие таблички с именем гостя на специальных подставочках. Ладно, это уже выпендреж.
Благородно сияет темной полировкой мебель. Много цветов. Цветы везде – на столе, на журнальном столике, в высокой керамической вазе на полу. Георгины – черно-бордовые, красные, желтые. И громадный желтый граммофон хибискуса – расцвел, как почувствовал. Полузадернутая желтая портьера колышется от вечернего сквознячка, горит люстра, привезенная из Египта – стеклянное дутье по старинным эскизам, – разноцветная райская птица с подвесками, которые слегка позвякивают. Красота и бездна вкуса!
