Виктор Павлович приник к кружке. Задергал кадыком. Потные прядки свалились на глаза.
– Батя ее погиб, Лялька переживала очень. Хоронили его у нас на кладбище, там место есть специальное для афганцев. Салют, почетный караул, все честь честью. А мать, говорили, слегла. Перестала всех узнавать, вроде как умом тронулась. Я сунулся с помощью, а Лялька мимо меня смотрит. Я как бобик на задних лапках, и так, и сяк, с подходами, а она смотрит мимо – кончилась любовь. Я и к подружке ее, была такая Ленка Коваль, невидная из себя, говорили, Лялька ее для контраста держала, а она, сучка, морду воротит, смешки строит. Я и следил за Лялькой, и таскался за ней, и на дачу ездил, подглядывал, а только меня больше не звали. Финита ля комедия, как говорят. Даже заревел однажды с горя, не поверишь. Мучился страшно, даже экзема от нервов появилась… Потом прошло, конечно.
Он допил кружку, утерся рукой. Девушка принесла новую порцию. Виктор Павлович был уже хорош и руки держал при себе. Встал на неверные ноги и побрел в туалет. Шибаев задумчиво пил пиво. Физрук вернулся посвежевший – умылся, зачесал мокрые волосы назад. Тяжело плюхнулся на стул. Посмотрел на Шибаева.
– А потом Лялька нашла себе америкоса, забрала документы и – большой привет! Свалила в Штаты. И правильно сделала. Чего тут ловить?
Я бы тебе ее фотку показал, у меня где-то есть, поискать надо. Хочешь, позвони вечером. – Он с надеждой смотрел на Шибаева, не хотел возвращаться из путешествия в прошлое и был рад слушателю. Для физрука ничего не кончилось, для него все еще продолжался короткий ослепительный роман с беспутной Лялькой. – Моя меня потом упрекала, и что я, мол, в ней нашел – переспала со всем институтом, и такая она, сякая, не то что я! Я ее целкой взял, она меня всю жизнь этой целкой тыкала, мол, порядочная, не то что некоторые! Дуры они, ничего не понимают! Приходи, ладно? Поговорим за жизнь. Придешь?
Шибаев сказал, что подумает. Достал из кармана список группы, протянул физруку.
– Ну, вот же она, Ленка Коваль, ближайшая ее подружка, – Виктор Павлович потыкал пальцем в листок. – А вот эти две были тогда на даче – Даша Койдан и Ирка Рудницкая. Дашка толстая, безобидная, хихикала все время. Ирка красивая, но злющая, ядовитая, они с Лялькой вроде как соперницами считались. Был еще качок с физвоса, мой студент, Дрюня Иванов, здоровый и дурной. А подрался я тогда с Денькой Куртовым, он в летном учился. Его брат привел, Стас Куртов, из политеха. Как увидел я Ляльку с Пашкой Кухаром в спальне, так и подрался с Денькой. Ленка Коваль плеснула на нас воды из ведра, а Дашка верещала как резаная. А мы теплые были, он тоже завелся… Вдруг смотрю… твою дивизию! Лялька на веранде! Смотрит на нас, улыбается, как ни в чем не бывало. Тут я этого Деньку чуть не порешил, спасибо, разняли нас. Хотя, он вообще не при делах был…
Шибаев наконец задал свой вопрос, пытаясь столкнуть Виктора Павловича с наезженной колеи.
– Не знаю! – задумался тот. – Вроде Лялька не приезжала. Насчет писем не в курсе. Может, Ленка знает. Или… Подожди! Слушок прошел, что она крутила с завкафедрой, был такой, кликуха Американец, он в Штатах работал несколько лет, весь из себя. Ему уже за сорок было, женат, конечно, дети. Давно на пенсии, если жив. Как же его… подожди… – Физрук потер рукой лоб, уставился в пространство, зачесал пятерней упавшие волосы. – Градов! Ну, да, Градов, Сергей… кажется, Николаевич. Может, она ему писала, у него ж там знакомые, может, он знает чего… и вообще.
Они все там гуляли, костер жгли, прыгали, а я в кустах! Меня уже не звали после той драки. В конце августа, как сейчас помню. Потом сентябрь, начало учебного года, меня с первым курсом на картошку послали. Вернулся через месяц, надеялся, ждал – а она… фьють! – Виктор Павлович негромко свистнул. – Улетела!
– А Елена Коваль в городе? – спросил Шибаев.
Виктор Павлович взглянул недоуменно, пожал плечами:
– Может, в городе, может, уехала. Лето!
– Но живет она здесь или выехала?
– Ленка? Здесь! Я ее видел зимой. Той… или этой. – Физрук задумался. – Точно, этой. Причем живет в том же доме, я ее однажды провожал, думал, буду поближе к Ляльке, Ленка не прочь была… а я не смог! – Виктор Павлович развел руками. – Не смог! Хоть ты убей, не смог! Молодой, дурной…
– Адрес помните?
– Кон-н-ечна! За мостом старый купеческий дом, второй этаж… там спросишь. Никак не снесут. Снегу тогда навалило, а говорят, потепление… это, глобальное, и, главное, никто не чистит. Прям гражданская война.
Про гражданскую войну Шибаев не понял, но уточнять не стал. Они помолчали. Потом Виктор Павлович спросил с надеждой:
– Ты как, эта… придешь? Посидим, вмажем… по этому делу. – Он щелкнул пальцами по горлу. – Я фотки найду, а?
Глава 6
Кристина
– Ночевать придешь? – спросил Алик Дрючин в спину Шибаеву. Тот только рукой махнул. Его ждала Кристина. Александр позвонил, что есть новости и нужно отчитаться. Конечно, Кристина обрадовалась. На старом месте в шесть!
– Буду ждать, – скупо ответил Шибаев, которому хотелось завопить от счастья. Он чувствовал себя жизнерадостным юным щенком, бегущим к подружке, задрав хвост. Старое место – фонтан с лягушками, которых давно нет, – снесли, поставили музыкальный фонтан. Разноцветные струи взмывают и падают под классическую музыку. А сколько дебатов было: сносить или оставить? Письма общественности, крики в газете, митинги и собрания. Не сосчитать, сколько поколений горожан выросло на лягушках! Большие, зеленые, пучеглазые квакушки, друзья детства, конечно, не шедевр, но такие домашние и родные. Снесли. Доказали, что они не представляют худценности, и вообще уродство эпохи урбанизации, и убрали. Поставили новенький, с иголочки, блескучий фонтан, по субботам и воскресеньям включают музыку и подсветку – типовой проект, как у всех. Молодежь встречается у фонтана, Кристина и Шибаев – у лягушек. Одну из них Шибаев видел в проходном дворе по соседству – кто-то из жильцов подсуетился, спас.
Он засмотрелся на тугие белые струи и пропустил Кристину. Вздрогнул, когда она положила ему на плечо руку. Вскочил, прижал ее к себе, почувствовав сладкий полузабытый запах ее волос. Она осторожно высвободилась, взглянула вопросительно.
– Хочешь ко мне?
Она смотрела ему в глаза, и было в них такое обещание, такая радость, что Шибаев только сглотнул и кивнул молча. Взял ее за руку, и они пошли. К ней.
Они шли молча, иногда толкая друг друга плечом. Сцепившись пальцами, переплетя и ломая их, как когда-то, сто лет назад… полные нетерпения и ожидания. Они снова сбежали с урока, снова спешили в Марьину рощу, в свое заветное местечко – шатер из веток поваленной ивы, где было зелено, тихо, тайно и немного сыро. Где пахло крапивой, дикой мятой и мокрым речным песком. Старая, с выгоревшим от удара молнии черным нутром, но все еще живая, ива принимала их и прятала надежно. Вот и сейчас они чувствовали себя пятнадцатилетними.
Кристина обреталась в центре, в старинном доме, где когда-то жила советская элита, а теперь кто попало с деньгами. Консьерж поздоровался и проводил их внимательным взглядом. Они поднялись на старинном лифте в проволочной сетке, с массивной металлической дверью. Высокое коридорное эхо сопровождало их всю дорогу. В механизме что-то лязгало и дребезжало, и Шибаеву казалось, что кабина непременно сорвется вниз и грохнется оземь, рассыпавшись на тысячу кусков.
