— Звучит неплохо.
Джордж кивнул:
— Так что ты думаешь?
— Думаю, что звучит неплохо.
Джордж уставился на него и, не дождавшись продолжения, сказал:
— Ты бы мне так помог. Спать можешь внизу. Там же есть кровать.
— Угу! — коротко кивнул Джона.
— Ты ведь и так частенько к нам наведываешься, — гнул свою линию Джордж. — Днем будет приходить Бернадетта. Ты только ночи прикрой.
— У меня в это время каникулы.
— Ты это уже говорил, я тебя понял.
— Я сам хотел бы уехать.
— Потом уедешь. Всего-то неделя.
— Да, так…
— Ты сам сказал, что у тебя две свободные недели.
— Я… о’кей, но…
— Одну неделю проведешь здесь, вторую делай что хочешь. Уедешь на Новый год.
— Почему бы вам не взять ее с собой?
— Ты не хуже меня знаешь почему.
— Честно говоря, не вижу особой проблемы.
— Это же корабль, Джона.
— На борту, конечно же, есть врачи.
— Не в том дело. — Джордж покачал головой. — Мне нужно вырваться.
Джона промолчал.
— Не так уж много я прошу.
Джона промолчал.
— Если б это от меня зависело, я бы взял Бернадетту на все время, но это же невозможно, сам знаешь.
— А Рис?
Рис, тетка Ханны по матери, жила в Огайо.
— Они с Льюисом везут детей к его родителям в Делрей-Бич.
— Должен же кто-то найтись.
И тут Джордж сказал:
— Она просила, чтобы это был ты, Джона.
Вина покладиста, вина изобретательна. Она манипулирует нами, склеивает несвязанные события, ищет причины. Мертвый мужчина, больная девушка. Паровой котел вины и так уже исходил дымом, а теперь разгорелся еще жарче.
И ведь Джордж в самом деле не так уж многого просит.
Вообще-то он не просил Джону даже навещать Ханну. Не просил его варить кофе, расчесывать Ханне колтуны, порой являться с букетом. Он сам, по доброй воле, начал делать все это, и его поступки стали для него законом. Каждый его визит обязывал к десяти следующим, и кого винить, если не себя. Он сам установил такой обменный курс.
Вот и станция.
— Я могу тебе заплатить, — предложил Джордж.
— Не надо мне платить. — Джона застегнул свой рюкзак. — Я подумаю.
— Позвони мне.
— О’кей. (Ведь это еще не значит «да».)
— И поскорее, надо еще заказать билеты.
— Я позвоню. (То есть он сказал «да».)
Джордж обнял его за плечи:
— Ты мне жизнь спасешь.
— Я позвоню.
Легкий летний дождь, тонкий туман висит, ни за что не цепляясь, но после город отчего-то становится грязнее прежнего: крышки люков — тусклые монеты, ветер несет обрывки мусора. Уже начало девятого, но многие магазины открыты. Продавщица из «Барракуды» выскочила перекурить. Мужчина с накладными ресницами под зонтиком — грустный смайлик — помахал рукой, останавливая такси, и подмигнул Джоне, который брел по Авеню А.
Привет, мир! — думал Джона. — Привет и пока. До завтра.
Он заскочил в лавочку, взял упаковку претцелей и подошел к пуленепробиваемой кассе. Кассир пробил чек, не отрывая глаз от черно-белого экрана: «Ред сокс» играли против «А».
— А что «Янкиз»? — поинтересовался Джона.
— Ничя из-за дожя.
Кассир уронил монетку, нагнулся за ней, а когда распрямился, вместо него Джона увидел Рэймонда Инигеса.
Джона попятился, смахнул ряд банок с арахисовым маслом, врезался спиной в морозильную камеру.
— Эй! — Клерк вскочил на ноги. — Вы чёвё такоё? Вы глупыё? — Кореец, лет шестидесяти с лишним. — Вы разобётё чё-тё.
— Извините! — Джона выбежал из магазина.
Он остановился на углу, согнулся, облизанный сырым воздухом, впился ногтями в ладони. Бессмыслица! Потерял контроль над собой. Если уж этот кореец померещился ему Рэймондом Инигесом, им может обернуться кто угодно.
Заглянул осторожно в магазинчик. Кореец снова уткнулся в телевизор. Ничего плохого Джона ему не сделал.
Все, успокойся. Успокойся же!
Он вошел в свой дом, задев дверью здоровенный сверток в коричневой бумаге. Адресован ему, из Бисмарка. На миг он устрашился, что это бомба. Подложена Рэймондом — живым мертвецом — или кровными мстителями. Оторвет ему руки, размажет клубничным джемом по стене. Да остынь же, остынь! Приди в себя, слышишь?
Джона ощупал сверху подозрительный сверток. Кто пошлет ему бомбу из Северной Дакоты? С центральными штатами он вроде бы не ссорился, напротив — там он закончил один из лучших университетов. Тамошние жители не станут посылать взрывчатку наугад, — хотя, правда, Унабомбер оттуда, но ведь он давно гниет в тюрьме. Наверное, это… впрочем, он понятия не имел.
Внутри оказалась простая белая коробка, запечатанная с обеих сторон большущими фабричными скобками. Джона разогнул их ключом от квартиры, наружу попер пенопласт.
— Вот черт! — сказал Джона.
Огроменный кубок, больше метра в высоту, увеличенная копия Кубка Стэнли, с «золотыми» ручками в форме виноградной лозы и «мраморным» основанием. На взгляд Джона оценил его в девяносто тысяч наклеек от мюслей плюс $13,95 за гравировку.
ВЕЛИКОМУ ДЖОНЕ СТЭМУ
СПАСИТЕЛЮ ДАМ
ПЛАТЕЛЬЩИКУ ЗА СВЕТ
ТЫ ПРАВИШЬ ВСЕЛЕННОЙ ЛЮБВИ
ЗЛАТЫМ СКИПЕТРОМ ЧУДЕС
Отхохотавшись, Джона высвободил свой трофей из упаковки и потащил его наверх, перешагивая через скопившиеся на неровном линолеуме лужи. Дверь квартиры была распахнута, и Джона сразу прошел внутрь.
— С ума сошел? — окликнул он друга. — Куда я это пристрою?
— Его нет. Он сказал, я могу подождать вас.
Джона обернулся. На диване сидела Ив Джонс.
6
Она повела его в убогий подвальный бар в шести кварталах от дома.
— Первое, что пришло на ум, — пояснила она, оглядываясь по сторонам и кусая губы при виде ободранной штукатурки на стенах. — Я раньше жила тут поблизости, но уже давно.
Он сказал, что все прекрасно.
— У меня невысокие требования. Я вообще редко выбираюсь.
Они сели в отдельной кабинке. Она заказала выпивку, он спросил, как она.
Она показала ему забинтованную руку:
