– О господи, – вздохнул Олег, – ну не хотел
настоящий Ярослав находиться в бегах и вздрагивать при виде любого милиционера.
А так суд состоялся, срок дали, про Рюрикова все забыли, Якову выдали вполне
хорошую сумму, на которую тот собирался жить после отсидки. А Ярослав, получив
фамилию Сироткин, занялся торговлей продуктами и весьма преуспел в данном
бизнесе, вновь стал обеспеченным человеком, не таким, естественно, как во время
аферы с «Просторами», но вполне и вполне денежным. Он ничего не опасается. У
закона к отсидевшему уголовнику, твердо вставшему на путь исправления, нет
никаких претензий. И потом, возьми современных коммерсантов и поройся в их
недалеком прошлом… Да у девяти из десятка за плечами криминальные дела…
Со стороны настоящего Сироткина тоже все спокойно. Чтобы
мать Якова, Клавдия Васильевна, не поднимала шума и не искала сына, ей сначала
позвонили от лица начальника колонии, а потом отправили извещение о смерти.
– И где они его взяли? – спросила я.
Олег нахмурился:
– Деньги могут все, а в Главном управлении исполнения
наказаний тоже имеются жадные людишки. Купили они бланк с печатью – и все дела.
Потекли годы. Один торговал продуктами, другой мотал срок.
Но бывший владелец «Просторов» не бросил своего «двойника», поговорил, с кем
надо, и Лжерюрикова перевели в Москву, на поселение. Впрочем, претензий к нему
у лагерной администрации не было. В колонии мужик встретил Валентину Загораеву,
женился, купил квартиру и обрел свое маленькое счастье. Валя оказалась тем
человеком, ради которого Лжерюриков был готов вести нормальный образ жизни, он
даже подал прошение об условно-досрочном освобождении. Решил пойти столяром на
мебельную фабрику, родить сына, словом, жить нормально, преступать закон он
больше не желал. Кстати, Лжерюриков совсем не злой мужик, он искренне любит
свою мать и при первой же возможности начинает посылать ей деньги, придумав
сказочку о совестливом хозяине «Просторов».
– Интересно, – протянула я, – а как же вышло,
что Яков остался по-прежнему прописан у бабы Клавы?
Олег хмыкнул:
– То ли еще бывает! Клавдия Васильевна никакого
свидетельства о смерти сына не получала. Она женщина простая, малограмотная и
твердо была уверена, что бумажка, присланная из колонии, заменяет все
документы. В загс она не ходила, в паспортный стол тем более… Вот и остался
Яков, по документам, прописанным у матери. Кстати, Сироткин, ставший Рюриковым,
просто купил себе квартиру, а прописываться в ней не стал. Теперь такое
возможно, это в советские времена требовалось оформить документы в две недели,
а сейчас… И потом в паспорте у него была уже московская прописка, так что Яков
ничем не рисковал. Тысячи москвичей имеют прописку в одном месте, а живут
совсем в другом, и никого сей факт не угнетает!
Так бы и поросла данная история быльем, если бы не произошел
страшно неприятный случай.
Настоящий Рюриков, став Сироткиным, продолжает изредка
встречаться с Ольгой Зверевой. Страстных отношений уже нет, но дружеские
остались. Как-то раз они у него дома посмотрели боевик. Когда замелькали титры,
мужчина потянулся и сказал:
– Ну и глупость показывают!
– Почему? – спросила Ольга.
– Как, интересно, они узнали, что медсестра перепутала
инструменты?
– Ты не понял? – хмыкнула Зверева. –
Видеопленку посмотрели. Кстати, у нас тоже снимают…
Рюриков на секунду онемел:
– И меня запечатлели?
Ольга растерялась:
– Наверное, не знаю!
– Запись, если она есть, надо найти и
уничтожить, – велел Ольге любовник.
На следующий день Зверева обратилась к Полине и попросила
найти кассету. Но, очевидно, сильно нервничая, совершила ошибку:
– Поля, – сказала Ольга, – мне очень нужна
эта запись, найдешь ее, получишь пятьсот долларов.
Полина, постоянно нуждающаяся в деньгах, мигом
насторожилась. Врачи и раньше приходили к ней с подобными просьбами, но
называли не фамилию больного, а сообщали:
– Полюшка, отыщи коррекцию ушей.
Или:
– Мне нужна картинка с губами.
Полинка рылась в видеотеке и подбирала пять-шесть нужных
кассет. И уж, конечно, никто не предлагал ей таких астрономических сумм.
Максимально, что давали врачи, – шоколадку. А тут – пятьсот баксов!
Поля моментально нашла кассету и… унесла ее домой.
Когда Ольга на следующий день спросила: «Ну как? Отыскала?»
Полечка преспокойненько ответила:
– Да, но хочу сказать, что знаю все и вам придется
заплатить за пленку десять тысяч баксов.
Зверева забормотала:
– Знаешь? Что? Откуда?
– Так пленку поглядела и поняла, – заявила Полина.
На самом деле она ничегошеньки не знает, а просто
шантажирует Ольгу. Зверева едва скрывает ужас и от растерянности делает еще
большую глупость.
– Хорошо, – ляпает она, – спрошу у него про
деньги.
«Яков», узнав в чем дело, приходит в крайнее негодование.
Вся отлично задуманная комбинация может лопнуть из-за
какой-то идиотской кассеты. Проще всего дать Полине десять тысяч долларов, но
где гарантия, что девушка прекратит их шантажировать? Шантажисты редко
успокаиваются… И тогда «Сироткин» принимает решение: «Полину следует убрать».
Он находит киллера, готового выполнить заказ. Но Полю словно бог бережет.
Сначала девушку хотят задавить, инсценировав дорожно-транспортное происшествие.
Но она каким-то чудом уворачивается, потом в нее стреляют, но таинственным
образом рука снайпера вздрагивает, и пуля попадает через стекло не в Полину, а
в буфет с посудой…
Девушка понимает, что ее жизни угрожает опасность, и
начинает нервничать, а когда мимо ее головы пролетает кирпич и разбивается,
упав у ног, она решает действовать. Проведя бессонную ночь, Поля понимает,
какую глупость затеяла с кассетой. Девушка решает идти в милицию и рассказать
честно обо всем. В конце концов она не сделала ничего дурного… Ну хотела
заработать, так ведь раскаялась в содеянном поступке. Но идти к первому
попавшемуся милиционеру не хочется, и Поля вспоминает, что на седьмом этаже в
их доме живет Леонид Сергеевич Клячин, с дочерью которого она вместе училась.
Клячин вроде сотрудничает с правоохранительными органами. Полина спускается к
соседу, тот давно на пенсии, но дает ей дельный совет.
– Обратись на Петровку, к Олегу Михайловичу
Куприну, – сказал Полине мужик, – обязательно поможет, кстати, он
тоже живет в нашем доме, честный, принципиальный товарищ.