Аркадий тоже без конца упрекал старшую дочь. Поля ужасно
казнилась, что стала причиной недуга сестры. Всю свою жизнь она посвятила
Насте. Гуляла с ней, читала той вслух, уступала во всем, терпела капризы. Настя
могла швырнуть в сестру кружку с горячим чаем, если напиток был, по ее мнению,
не так заварен, или запустить в Полину тарелкой с обжигающим куриным бульоном,
если считала, что он недосолен. А уж вопли, истерики, упреки и слезы вообще не
прекращались. Немного привела больную в чувство смерть Аркадия. Наверное,
девушка просто испугалась, что старшая сестра сдаст ее в дом для инвалидов.
Настя присмирела и первые месяцы после кончины отца вела себя тише воды, ниже
травы… Но потом поняла, что Полина вовсе не собирается от нее избавляться, и
снова принялась скандалить.
– Она так вела себя, – качала головой Анна
Петровна, – гадко, отвратительно. Требовала деликатесов, роскошной одежды…
Ну зачем ей были нужны вещи из бутиков, скажите на милость? Она могла в полночь
погнать Полю в дежурный супермаркет за шоколадными конфетами. А та безропотно
кидалась выполнять все ее просьбы. Мне порой казалось, что в характере Полины
есть мазохистские черты, что ей нравилось, когда ее унижали… Бедняга без конца
искала работу, постоянно металась в поисках заработка, потом пристроилась
агентом в жуткую контору «М. и К°», даже рассказывать не стану, чем фирма
занимается. Ее сотрудники попросту дурят людей по-черному, но там хорошо
платили… А теперь вот в санаторий Настю свезла, небось тоже дорогое
удовольствие.
– Да уж, недешево, – подтвердила я и спросила: – У
Полины много подруг?
– Откуда? – всплеснула руками женщина. – Она
целыми днями носилась, разыскивая места, где можно подработать, где уж тут
друзей заводить. Нет, очень обособленно жили.
– И кавалеров не случалось?
Анна Петровна покачала головой:
– Нет, мне очень жаль Полину, она хорошая, милая
девочка, которая всю жизнь расплачивается за детскую глупость. Ей-богу, это
несправедливо! Наверное, у Анастасии был какой-то неполадок в организме! Ну как
можно настолько испугаться, чтобы обезножеть? Ох, думается, у нее
расположенность имелась; небось и без Поли бы в инвалида превратилась. Вот так.
А у вас как она себя ведет?
– Нормально, – пожала я плечами, – как все,
ест, спит, читает!
– Хитрая очень, – пробормотала соседка, –
просто пройдоха. Вот вернется Поля, и снова Анастасия выдрючиваться начнет…
– Скажите, а вы никогда не слышали такую фамилию
Сироткин?
– Нет, – удивленно ответила женщина, – а кто
это?
– Да так, – отмахнулась я, – профессор один,
невропатолог, думала посоветовать Полине с ним связаться!
Глава 29
Домой я вернулась страшно подавленная и, отказавшись от
ужина, легла в гостиной на диван, отвернувшись лицом к стене. В квартире стоял
неумолчный плач. Младенцы отчего-то раскапризничались и вопили на два голоса. Я
навалила на голову подушку и попыталась собрать воедино расползающиеся мысли.
Господи, что же делать? Даже если Настя и правда такая
капризная и противная девица, как утверждает соседка Анна Петровна, это еще не
повод, чтобы погибнуть мучительной смертью от рук безжалостного бандита. И
почему он не позвонил? Что произошло? Может, я перепутала день и час «икс»
назначен на завтра?
– Вилка, – сказала Томочка, входя в
гостиную, – ты чего, плохо себя чувствуешь?
– Голова болит, – вяло пробормотала я.
– Честно говоря, не удивительно, – вздохнула
подруга, – что происходит? Где ты целыми днями носишься? Похудела, на
шпротину стала похожа… Ну-ка, поведай, в чем дело!
Я села на диване и почувствовала, как глаза наполняются
слезами. У Томочки больное сердце и необычайно жалостливая душа. Ну как
рассказать ей правду? Да у подруги мигом случится пароксизм мерцательной
аритмии. Нет, сейчас следует позвонить Юрке и выложить приятелю-милиционеру
все! Ну почему мой муж ухитряется отправиться в командировку именно в тот
момент, когда его присутствие мне просто необходимо…
– Ты плачешь? – изумилась Тамара.
Есть чему удивляться: последний раз я рыдала на ее глазах
лет этак в восемь, да и то от злобы. Противный Витька Ломов отнял у меня шапку
и зашвырнул в мужском туалете на карниз. Пришлось ждать, пока основная масса
учащихся отправится домой, а потом прыгать возле окна со шваброй в руках,
чувствуя, как по щекам ползут горячие капли. Томуся тогда так испугалась и
расстроилась, что я зареклась в дальнейшем хныкать у нее на глазах.
– Деточка, – раздался из коридора голос
Анелии, – деточка.
Я со вздохом попыталась изобразить на лице улыбку. Дама
вихрем ворвалась в гостиную, принеся с собой струю свежего воздуха.
– Виолочка, радость моя, спасибо!
– За что?
– За маску!!!
– Дорогая Анелочка, – завела я, – понимаю,
что страшно виновата перед вами, но, честное слово, не хотела, ей-богу, думала…
– Кисонька, – перебила меня дама, – немедленно
объясни, где брала эту чудо-вещь? Даник завтра поедет и возьмет сто штук.
Раздам всем подругам!
– Вы издеваетесь?
– Ни в коем случае, – воскликнула Анелия, –
ну-ка глянь на меня внимательно, иди сюда, к настольной лампе.
Иришкина свекровь ухватила меня цепкой рукой, стащила с
дивана, подволокла к письменному столу и направила себе на лицо яркий луч
света.
– Ну?
Я открыла рот. Щеки, лоб, подбородок женщины покрывала
нежно-розовая кожа, просто майский персик. Мелкие «гусиные лапки», еще не так
давно украшавшие виски, испарились без следа. Анелии можно было смело дать не
больше сорока.
– Ох, и ни фига себе, – вырвалось у меня.
– Это чудо-маска, – с чувством заявила
гостья, – конечно, отдирать больно и неудобно, но зато, смотри, какой
эффект! Уж не знаю, сколько времени он продлится… Быстро рассказывай, где
купила!
Я принялась описывать дорогу к Бутовскому рынку… В этот
момент зазвонил телефон. Томочка схватила трубку.
– Да, минуточку… Держи, Вилка, это тебя.
– Виола Тараканова? – донеслось до слуха. –
Вас беспокоит Яков Сироткин.
– Кто? – чуть не выронила я телефон. – Кто?
– Яков Петрович Сироткин, – преспокойно заявил
приятный, даже интеллигентный, мягкий мужской голос, – мне сказали, что вы
меня разыскивали? Слушаю внимательно.
