– Держи ее! – раздался голос.
Распихивая людей, ко мне рвалась баба в берете.
– Держи! Это она стреляла! – орала
«картошечница». – Говорила, любовницу мужа выглядывает, убийца!
Люди загудели. Я мгновенно перескочила через новенький
заборчик и бросилась на другую сторону проспекта, но никто не бежал за мной, и
в метро я вошла совершенно спокойно. Потянулась к сумочке, чтобы вытащить
проездной билет, и ахнула. Ладони были липкими от крови несчастной Алисы.
Домой я вошла в полуобмороке и тут же налетела на Анелию
Марковну, весело тарахтевшую в трубку:
– О, милейший Олег Михайлович, мне кажется, я с вами
всю жизнь знакома! А вот и ваша жена явилась. Боже, душенька, в каком вы виде!
Ноги грязные, руки, похоже, в крови, лицо черное…
Она сунула мне трубку.
– Алло, – голосом, не предвещающим ничего
хорошего, сказал муж, – ну и где ты шляешься, душа моя? Чем занята весь
день?
Я собрала всю силу воли в кулак и беззаботно прочирикала:
– В парикмахерскую ходила, в очереди просидела.
Анелия Марковна, не собиравшаяся оставлять меня наедине с
трубкой, разинула рот. В глазах дамы вспыхнул огонь нездорового любопытства.
Наплевав на все правила приличия, я весьма бесцеремонно отпихнула излишне
любопытную даму и закрылась в гостиной.
– С десяти утра до полуночи просидела в
цирюльне? – спокойно спросил муж. – Что же ты делала с головой?
Пересадку волос?..
Я старательно рассмеялась, лихорадочно соображая, как
поступить. Врать Олегу в лицо не смогу. Он всегда так глядит на меня, подняв
левую бровь, что язык костенеет, и щеки заливает краска. Но по телефону можно
попытаться обвести супруга вокруг пальца.
– Ну нет, конечно, – глупо прихихикивая, начала
я, – просто дома такой трам-тарарам! Тома взяла дочку заболевшей Машки
Родионовой…
Выслушав новости, муженек вздохнул:
– Все ясно, стоило нам с Сенькой умотать в
командировку, как вы моментально вляпались в очередную историю: младенцы, гости…
– Ну Ирине ты сам адресок дал!..
Встречали вы когда-нибудь мужчину, который готов признать
свои ошибки? Вот и Олег не обратил ни малейшего внимания на мою последнюю фразу
и сказал:
– Оперативная разведка донесла, будто ты нанялась
уборщицей в клинику профессора Чепцова и носишься там, размахивая ведром и
тряпкой. У нас что, с деньгами совсем плохо? Или какая иная причина была
работенку искать?
На секунду я потеряла дар речи. Потом, стараясь, чтобы голос
звучал абсолютно естественно, воскликнула:
– Я?! Кто тебе сказал подобную глупость?
– Нашлись люди.
– Не верь, врут.
– «Не верь глазам своим, в них все обман», –
процитировал Олег, – значит, говоришь, неправда?
– Клянусь! – выпалила я.
– Чем? Чем клянешься?
Я призадумалась. Вообще говоря, совершенно не суеверна и
преспокойненько продолжаю свой путь, если на дороге попадается черная кошка,
никогда не складываю в карманах фиги при виде священнослужителя и не пугаюсь,
если обалделая птичка влетает в комнату… Но клятва! Есть в этом нечто такое…
– Ну, дорогая, – поторопил муж, – чем
клянешься? Здоровьем? Чьим? Своим, моим, Томочкиным?
Вот ведь змей, безошибочно назвал то, что никогда не стану
упоминать в подобной ситуации…
Взгляд упал на полки. Собачки!
Год тому назад одна из знакомых подарила мне на день рождения
фарфоровую фигурку спаниеля. По злополучному совпадению Крися накануне, не
удержавшись от соблазна, приобрела в подземном переходе у метро поразительный
китч: керамическую скульптурную группу: мальчик держит на руках штук шесть
беленьких щенят. А еще через два дня Томочка приволокла очаровательную
беленькую болонку, сшитую из меха. Мы выставили «свору» на книжных полках в
гостиной, не зная, какого джина выпускаем из бутылки.
Среди друзей мигом разнесся слух, что мы с Томочкой собираем
собачек. И началось! Все, кому не лень, тащили нам всевозможных такс, пуделей и
далматинцев. Через полгода их стало просто некуда девать. Пришлось заказать
специальный шкафчик и повесить его в гостиной. Его полки забиты под завязку –
керамические, фарфоровые, пластмассовые, стеклянные, бронзовые фигурки… Самое
неприятное, что даже за стеклянными дверцами коллекция пылится и ее приходится
регулярно мыть.
– Собачками, – выпалила я, – клянусь любимыми
фигурками, вот пусть шкафчик обвалится и все разобьется, коли вру!
– Ну-ну, – хмыкнул Олег, – имей в виду, если
узнаю, что бегаешь в косметическую лечебницу, то приму меры. И вообще, изволь
сидеть дома до моего приезда, слышишь?
Я растерянно кивнула.
– Слышишь или нет? – повысил голос муж.
– Да.
– Приказываю не покидать квартиру, запрещаю выходить на
улицу, – каменным голосом чеканил Олег. – Поняла? Обнаружу, что не
послушалась, худо будет!
И он отсоединился. Я уставилась на противно пищащую трубку.
Видали! Настоящий сатрап! Приказываю, запрещаю, велю… Да кто он такой, чтобы со
мной в подобном тоне разговаривать? Можно подумать, что живем в дикой стране
Востока, где женщина, закутанная в паранджу, семенит позади своего супруга и
боится поднять на повелителя взор. Интересное дело, мне никто не имеет права
ничего запретить! А если кто и захочет нацепить на Виолу Тараканову «поводок»,
мигом получит достойный отпор!
Кипя от негодования, я пошла к двери. Да назло Олегу не
останусь завтра дома! И что он, интересно, сделает? Пришлет группу захвата?
ОМОН с автоматами? Парней из «Альфы» в свинцовых ботинках? Смешно, ей-богу.
Излишне разгорячившись, я хлопнула дверью гостиной и
мгновенно услышала сначала тупой удар, потом громкий звон.
Распахнув дверь, я оглядела комнату. Шкафчик, где целый год
мирно жила постоянно пополнявшаяся коллекция собачек, валялся на полу.
Стеклянные дверцы раскололись, впрочем, и от фигурок милых животных мало что
осталось. Тут и там на ковре валялись отбитые лапки, хвосты и головы. Уцелели
лишь изделия из пластмассы, меха и бронзы, но их не так много, штук десять.
– Ой, – завопила прибежавшая на шум Крися, –
какая жалость! Собачки!
Внезапно по моим щекам потекли слезы.
– Виолочка, не расстраивайся, – кинулась ко мне
Томочка, – купим новых, еще лучше будут.
