Наконец в руки попался пакетик – «лапша быстрорастворимая».
Повертев в руках изделие трудолюбивых китайцев, я нашла инструкцию и углубилась
в чтение. «Нельзя есть, если вакуум портится. Жиреть по китайскому и
европейскому вкусу». Но безграмотность переводчика еще полбеды. Больше всего
мне не понравилась другая информация. В углу хрустящего пакетика красовалось
изображение верблюда, а строчки, набранные мелкими черненькими буковками,
сообщали: «Компания по экспорту и импорту местных продуктов и побочных
продуктов животноводства». Хорошо еще, если данная лапша местный продукт, а
если побочный? От верблюда известно, что побочное бывает. Говорят, очень ценная
в пустыне вещь, там на такое высушенное дерьмо высокий спрос. Без него нельзя
ни костер развести, ни дом построить. Но обнаружить его в лапше как-то не очень
хотелось.
Я задумчиво вертела перед глазами заманчивую лапшу. Товары
из Китая, как правило, отвратительного качества, зато недорогие, хотя иногда
инструкции к ним звучат загадочно.
Мне попалась один раз упаковка, на которой значилось:
«Ароматная стелька». Уже само название товара звучало двусмысленно, но
следующая фраза была еще великолепней: «Нога, корень здоровья». А Тамара как-то
купила у метро пакетик с чаем, который, если верить глазам, произвела
«Всекитайская угольная промышленность»…
Нет уж, лучше просто выпью какао, вон из той банки с
длинноухим кроликом…
Ночь прошла абсолютно спокойно, никто ни разу меня не
позвал, люди мирно спали. Впрочем, в этой клинике, наверное, всегда так. Ведь
лежат тут фактически здоровые люди. Только в шесть утра появился угрюмый мужик
в синем комбинезоне и направился в операционную. Я решила проявить
бдительность.
– Эй, вы куда?
– Из «Медтехники», – буркнул парень, лицо которого
скрывал длинный козырек бейсболки, – у вас наркозный аппарат сломался.
Сама-то кто? Тут сегодня Галя дежурит.
– Она спит, а я уборщица.
– Она завсегда спит, – вздохнул техник и исчез.
Минут через десять он вышел и, насвистывая, двинулся к
выходу.
– Работает? – спросила я.
– Как часы, – ответил мастер и пропал.
Около восьми утра началась суета. Забегала дневная смена:
медсестры со шприцами и ампулами, пошли обходом врачи, потом часть клиентов
нехотя потянулась на завтрак, остальные самообслуживались в палатах. По
коридору проплыл изумительный запах свежесваренного кофе… Затем провезли
каталку, где лежала накрытая простынями довольно полная женщина.
– Куда ее? – поинтересовалась я у Гали.
– На операцию, – ответила та и недовольно
прибавила: – Вечно Тамарка опаздывает, а я жди лишний час после ночного
дежурства!
Я только вздохнула. Ну разве можно беспробудный сон называть
дежурством?
Взяв ведро и швабру, пошла в самый конец коридора, чтобы
начать оттуда трудовую вахту. В противоположной стороне вспыхивала красным
светом надпись: «Не входить. Идет операция». Недовольная Галя продолжала ругать
соню Тамарку, я опустила тряпки в ведро, и… раздалось оглушительное «бум»!
Стеклянные двери, ведущие в операционный блок, тихо осыпали
стекла на пол. Медики мигом кинулись в сторону взрыва. Из приоткрывшихся
створок валил черный дым. Словно посланец ада, в нем возник молодой мужчина,
отчего-то по пояс голый, весь в крови и саже. На ногах у него болтались
какие-то рваные тряпки – остатки одежды доктора. Окровавленные руки парень
держал перед собой. Секунду он покачался на пороге, потом пробормотал:
– Идите скорей, там ужас, – и упал на пол.
Поднялась суматоха. Чтобы не мешаться под ногами, я забилась
за диван в самый дальний угол и молча наблюдала за происходящим из своего
укрытия.
Приехали пожарные, милиция, «Скорая помощь» из ожогового
центра института Склифосовского. В воздухе стоял жуткий запах, и повсюду
носились черные, жирные хлопья. Перепуганные клиенты заперлись в палатах. Люди
из высшего общества, по крайней мере большинство из них, никогда не станут,
разинув рот, любоваться последствиями несчастного случая, как простонародье.
Примерно через час рыдающая Галочка рухнула возле меня на
диван. Ее плечи мелко-мелко тряслись, тщательно нанесенный утром макияж размазался,
волосы стояли дыбом, а на голубом халате тут и там виднелись черные пятна.
– Ужас, ужас, – твердила она.
– Что случилось?
– Баллон взорвался с кислородом! Жуть, жуть! Феликса
Ефимовича на месте убило. Зинке, медсестре, руку оторвало. Владимира
Михайловича, анестезиолога, контузило да еще обгорел, а у ассистента Дмитрия
Николаевича ожоги…
– А больная…
– Жива, – всхлипнула Галя, – легче всех
отделалась, может, потому, что лежала? Ой, какой кошмар! Слышала, конечно, что
в других больницах такое случается… Но чтобы у нас? Черная полоса началась с
погибшей девки. Затем, пожалуйста, Ольга Леонидовна, потом Феликс Ефимович…
Все, клинике конец, больше сюда никто не поедет! Ой, горе, ужас!
– Что за девка погибшая, о которой ты вспоминаешь? –
поинтересовалась я.
Галя шумно высморкалась и пояснила:
– Видеоинженер у нас работала, если только ее труд
можно назвать работой. Пленки в камеру вставляла, операции записывала. В час
дня домой уходила, скажи, разве это тяжело?
– И что с ней случилось?
– В машине подорвалась.
– Как ее звали? – тихо спросила я, заранее зная
ответ.
– Полина Леонова, – ответила Галя и вновь
разрыдалась.
Глава 15
Домой я влетела в крайней степени возбуждения. Впрочем,
Тамара, открывшая дверь, тоже пребывала в истерическом состоянии.
Увидев меня, она нервно хихикнула и пригласила:
– Проходи в гостиную.
Я влетела в комнату и увидела парадно накрытый стол, в
центре его огромный торт с фруктами и горы булочек. При виде еды желудок
противно заворочался. Нет, выпечки совершенно не хочется, но не просить же при
гостях тарелочку геркулесовой каши. Тем более когда у нас в комнате такая дама!
