– А как же вы попали в квартиру?
– Так у Алисы же ключи есть, да вы входите, –
пригласила соседка, – меня Лена зовут.
– Очень приятно, Виола, – пробормотала я. –
Как же так! Прыгнула! Почему?
Лена замахала руками.
– Несчастный случай. Сначала думала, что самоубийство,
а потом в гостиную зашла… Вот, смотрите.
Она распахнула дверь в большую комнату, обставленную
роскошной светло-розовой кожаной мебелью. Двустворчатое окно было открыто,
возле него на табуретке стоял зеленый пластмассовый таз, наполненный мыльной
водой. На красивом светло-бежевом пушистом ковре валялись домашние тапочки,
красненькие, с помпонами. Тут же лежали тряпка и пачка стирального порошка
«Ариэль».
– Чего ей на ночь глядя окна мыть приспичило? –
недоумевала Лена. – Может, выпивши была? Хотя она не пьет. Поскользнулась
на мыльном подоконнике, и привет.
– Мама! – раздался голос из глубины квартиры.
Мы с Леной пошли на зов и оказались в комнате Алисы,
просторной, заставленной всякими красивыми вещами. Девушка сидела на кровати,
натянув на плечи роскошный белый плед из овечьей шерсти.
– Алисонька, – ласково забормотала Лена, – ты
как?
– Что с мамой? – отрывисто поинтересовалась Алиса.
Лена бросила на меня быстрый взгляд и сказала:
– Ее сейчас отвезут в больницу.
– Она жива?
– Вроде да, – пробормотала соседка, – тебе
лучше лечь. Сейчас «Скорая» приедет.
– Алиса, – спросила я, – мама находилась дома
одна?
– Да. Хотя точно не знаю, – прошептала
девочка, – она мне вечером, около семи, дала денег на косметику, я хотела
помаду купить.
Мы молча слушали слегка сбивчивую речь девушки. Ольга
вручила Алисе сто долларов и сказала:
– Только не надо возле метро, в ларьках всякую дрянь
брать, съезди в центр.
Алиса послушалась и отправилась в ГУМ. Средств ей хватило на
значительное обновление косметички. Девушка приобрела не только губную помаду,
но и тени, пудру, лак для ногтей…
Во дворе она увидела сидевшую на скамеечке Надюшу и решила
похвастаться перед подругой приобретениями. Они устроились на лавочке и начали
разглядывать коробочки и тюбики. У Алиски было замечательное настроение, и она
постоянно теребила Надю, сидевшую с надутым лицом. В самый разгар веселья
послышался жуткий звук…
Сказав последнюю фразу, Алиса залилась слезами и,
раскачиваясь, словно китайский болванчик, начала мерно колотиться головой о
стенку, жалобно причитая:
– Знаю, умерла, знаю, знаю, знаю…
Лена схватила девушку за плечи, я сбегала на шикарно
обставленную кухню и притащила стакан с водой. Но Алиса с силой оттолкнула мою
руку, жидкость выплеснулась на покрывало…
В этот момент раздался звонок в дверь. Один из сыновей Лены
побежал в прихожую, и через секунду в квартиру вошел врач с железным
чемоданчиком в руке. Окинув взглядом бьющуюся в истерике Алису, нервно ломающую
руки Лену, двух парней с встревоженными лицами и меня с пустым стаканом в руке,
доктор незамедлительно скомандовал:
– Все вышли из комнаты, осталась только одна из женщин.
Я ушла сначала в гостиную, еще раз оглядела тазик с мыльной
водой, тапки, стиральный порошок, тряпки… А потом тихо удалилась.
К клинике челюстно-лицевой хирургии на Петровке я подъехала
уже около половины одиннадцатого. Если бы Валентина не рассказала в
подробностях дорогу, ни за что бы не нашла этот не слишком приметный домик. Он
стоял на задворках, хотя считался зданием, находящимся на Петровке. Наверное,
сотрудникам, имеющим машины, не слишком удобно их парковать – возле
медицинского центра нет мест для стоянки автомобилей.
Двери больницы были закрыты, почти во всех окнах было темно,
на одной из створок входа белела бумажка. Я кое-как разобрала не слишком
крупные буквы: «Требуется санитарка, оклад восемьсот рублей, обращаться в
девятый кабинет».
Постояв минуту у мирно спящей клиники, я побежала домой.
Очень хорошо, что не поленилась и прибежала сюда вечером, потому что теперь
знаю, под каким видом завтра проникну внутрь без всяких проблем.
Домой я вошла на цыпочках, стараясь не шуметь. В квартире
стояла тишина. Дети спали. Я перевела дух, сделала шаг вперед, и моментально
раздался визг Дюшки. В темноте я на нее наступила.
– Тише, тише, – захихикала я, пытаясь успокоить
собаку.
Но та верещала так, словно ей не слегка отдавили лапу, а
отодрали всю конечность целиком. Услышав обиженный визг подруги, проснулись
Клеопатра с Сыночком. Кошки мигом принялись отвратительно мяукать.
– Что произошло? – высунулась из кухни Кристина.
– Молчи, – велела я.
– Ты мне? – удивилась девочка.
– Нет, Дюшке. Разоралась из-за ерунды, сейчас младенцев
перебудит, – сердито сказала я и вошла на кухню.
На столе возвышался торт. Большой круглый корж, украшенный
взбитыми сливками и фруктами. Пахло кондитерское изделие так привлекательно,
что рот моментально наполнился слюной.
– О, – сказала Томочка, – наконец-то, а мы не
хотели без тебя резать. Будешь тортик?
– Где взяли такое великолепие?
– Ирина испекла, – ответила Катюша.
Я уставилась на приветливо улыбающуюся гостью.
– Сама сделала такое? С ума сойти, небось весь день
стояла у плиты?
– Нет, – засмеялась гостья. – Такой быстро
делается, чик-чирик и готово!
Я кусанула восхитительную выпечку и чуть не застонала от
восторга. По-моему, она врет. Быстро такую вкусноту не сделать. Наверное,
данные мысли отразились на моем лице, потому что Тамара рассмеялась:
– Нет, правда, очень быстро. Сама удивилась. Ирины
полдня не было, и пока я детей купала, они с Кристей сварганили торт.
– Я тут совершенно ни при чем, – заявила
Кристина. – Только белки миксером взбивала!
Из спальни донесся негодующий крик:
– Это Костик, – подскочила Тома.
– Ты их по голосам различаешь? – удивилась я.
– Так ведь они у них совершенно разные, – ответила
подруга и убежала.
– Как здорово, – вздохнула Ирина, – сразу
двое, близнецы. Вы, наверное, очень счастливы.
