Я уставилась на него во все глаза. Интересное дело, можно
подумать, что он играет в симфоническом оркестре, а тут его заставили ехать “на
труп”. Да ведь это и есть его работа! Ну погоди, грубиян, привык небось бабулек
с укропом от метро гонять.
Сделав самое сладкое лицо, я защебетала:
– Понимаете, пишу детективные романы, придумала интересный
поворот: главная героиня находит на улице женщину, потерявшую память. Как ей
следует поступить?
– На такой случай, – принялся словоохотливо пояснять только
что крайне нелюбезный сотрудник правоохранительных органов, – существуют
приемники-распределители, доставят туда.
– А дальше? – не успокаивалась я.
– Ну, – милиционер почесал голову шариковой ручкой, – там
обученный персонал, разберутся.
– Как?
– В больницу свезут психиатрическую, лечить станут, она все
и вспомнит.
Я тяжело вздохнула. Знаю, знаю, какие порядки в этих милых
учреждениях. Целый месяц, польстившись на приличную зарплату, мыла полы в
сумасшедшем доме. Выдержала только тридцать дней и с позором бежала. Ей-богу,
не знаю, кто там страшнее – несчастные больные или средний медицинский
персонал. Невероятные вещи проделывали они с теми, кто пытался спорить с
медиками. Пеленали мокрыми простынями, привязывали на сутки к кровати. Я уже не
говорю об уколах аминазина. Никто не станет лечить несчастную Верочку, подержат
несколько месяцев – и сдадут в приют, поселят возле никому не нужных стариков и
олигофренов. Я невольно вздрогнула:
– И это все?
– А чего надо? – удивился мужик. – Государство заботится о
таких людях.
Еще хуже. Спаси нас, господи, от необходимости просить у
нашего государства помощи.
– Только имейте в виду, – подытожил мент, – субсидию на
похороны вам не дадут.
– Почему? – поинтересовалась Томуся.
– По месту жительства положена.
– Но она из Грозного!
– Там и получите, – преспокойненько заявил “дядя Степа” и
захлопнул планшет. Я поглядела на Томочку.
– А от чего скончалась Зоя?
– Вскрытие покажет, – равнодушно бросил милиционер и ушел.
Не успел он скрыться за дверью, как опять раздался звонок.
Мы так и подпрыгнули. Наверное, скоро при звуках его веселой трели у меня будет
приключаться медвежья болезнь. Что еще на нашу голову?
Но за дверью, робко переминаясь с ноги на ногу, стоял мой
ученик Тема.
– Тетя Веля, – пробормотал он, – вы забыли, да? Точно,
совершенно вылетело из головы.
– Идем, детка, – сказала я и пошла в соседнюю квартиру.
Темочка – замечательный двоечник. Больше всего на свете он
любит покушать, причем особых пристрастий в еде не имеет. Ест все подряд, ему
нравится сам процесс. Результат налицо, вернее на теле. Весит Темка значительно
больше меня, впрочем, это неудивительно. Учение дается ему с трудом: ну не
лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в
четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка
переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные
объяснения. Во-первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя
частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома
неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не
отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит
“удовлетворительно”. А во-вторых, Наташа, его мать, постоянно таскает в школу
всевозможные презенты. Сколько раз я говорила ей:
– Забери парня из этой школы. Не тянет он. Немецкий пять раз
в неделю по два часа! Ну куда ему! Отдай после девятого класса учиться на
повара или на парикмахера!
Но нет предела родительскому тщеславию. Наташа категорично
заявляет:
– Никогда. Я всю жизнь копейки считаю, пусть хоть мой
ребенок в люди выйдет, высшее образование получит. Ты его тресни, если лениться
начнет, но немецкий он обязан знать.
Вот мы и продираемся сквозь дремучие заросли чужого языка,
как кабан через терновник, оставляя повсюду капли крови, в основном моей,
потому что Теме, честно говоря, все по фигу, и он только ждет вожделенного
мига, когда за “репетиторшей” захлопнется дверь. Пару раз он хитрил и переводил
стрелки будильника вперед, но теперь я умная и приношу часы с собой.
Глубоко вздохнув, словно пловец перед многокилометровым
заплывом, я как можно более ласково произнесла:
– Ну, котеночек, давай, начнем с глаголов.
Наверное, в каждом языке есть свои грамматические примочки.
Посудите сами. Например, глагол “класть”. Я кладу, ты кладешь, он кладет…
Вроде просто, но почему тогда сотни и сотни россиян
произносят: “Я покладу”? А близкий ему по смыслу “положить”? Я положу… Ан нет.
Во многих устах он звучит по-другому: я ложу. Ложу, и точка! Парадоксальным
образом иностранцы, хорошо знающие русский язык, никогда не совершают подобных
ошибок. Им вдолбили в голову, что это не правильно. Впрочем, и у немцев полно
своих “грамотеев”, не знающих правил собственного языка. Трудности чаще всего
возникают с глаголами сильного и не правильного спряжения. Три основные формы
этих глаголов следует заучить наизусть, как молитву, иначе никогда не скажешь
правильно фразу в прошедшем времени.
– Ну, Темочка, давай глагол “читать” – lesen…
– Lus, gelusen, – выпалил мальчик.
– Не попал! Еще разок – lesen…
– Laste, gelasen, – пробормотал “Ломоносов”.
– Нет, ну, котеночек, соберись, – lesen…
– Lis, gelisen, – снова попал пальцем в небо Тема.
Я тяжело вздохнула и, чтобы не дать ему затрещину, крепко
сцепила под столом руки. А еще говорят, что ангельское терпение можно
приобрести только в результате медитаций и молитв! А вот и нет, стоит месячишко
позаниматься с Темой, и вашему умению владеть собой позавидуют буддистские
монахи. Если, конечно, вы не убьете Артемку в первые же дни…
– Котеночек, ты не знаешь.
– Я учил, – заныл Тема, косясь на будильник, – честное
благородное, все делал, как велели, перед сном десять раз прочел.
– Понимаешь, – принялась я проникновенно объяснять ленивому
мальчишке суть, – могу помочь написать сочинение или растолковать правило, но
открыть тебе голову и ложкой положить туда знания мне слабо. Надо и самому
чуть-чуть поработать. Ну, котик, lesen… Я закрыла глаза.
