– Ну смотри, – рассуждала Томуся, – руки мыла с мылом, ела
нормально, правда, только вилкой, но ведь не все ножом пользуются. В туалет
сходила и спустила за собой воду…
– Подумаешь, – пожала я плечами.
– Всегда считала, – продолжала Томуся, – что ненормальный
патологичен во всем. Ну, например, ест мыло и пытается мыть руки в цветочном
горшке.
– А Леня Рюмин? – спросила я. – Никто и не скажет, что он
шизофреник, если Ленька не в больнице. И потом, Ван Гог явно был психически
болен, ухо себе отрезал, а вспомни его гениальные картины… Между прочим,
Достоевский болел эпилепсией!
Томуся поморщилась:
– Ван Гога не люблю, его полотна патологичны, сразу понятно,
что у живописца были проблемы с головой. Нарушенные пропорции, какие-то
завихрения.
– Ну это ты хватила, – возразила я, укладываясь в кровать, –
а Эль Греко? Вот уж у кого беда с пропорциями. Лица вытянуты, руки длиннее ног
кажутся…
– У Эль Греко, возможно, был дефект зрения, – зевнула
Томуся, – он, должно быть, писал как видел, а видел искаженно. Ван Гог же
воспринимал действительность болезненно.
– Ага, – пробормотала я, чувствуя, как сон закрывает глаза,
– согласна.
– Эпилепсия болезнь не души, а тела, – донеслось из угла. –
Достоевский был нормален!
Но я уже не смогла ничего ответить и погрузилась в сладкие
объятия Морфея.
Глава 3
Звонок прозвучал в абсолютной тишине. Я распахнула глаза и
поглядела на будильник – 6.40. Кто бы мог прийти в такую рань? Нашарив ногой
тапки, я слезла с кровати. Звонок затрезвонил вновь, настойчиво и долго. Чья-то
рука без тени сомнений жала на пупочку, человек, стоявший за дверью, явно хотел
всех поскорей разбудить.
– Что случилось? – пробормотала Томуся.
– Спи, пойду погляжу, – ответила я и вышла в гостиную.
Верочка не подняла головы, очевидно, резкий звук не
потревожил девушку. Я подошла к двери и без лишних расспросов распахнула ее. У
нас нет “глазка”, и, честно говоря, мы никого не боимся. Красть тут нечего, а
для сексуально озабоченного мужика найдутся кадры помоложе.
На пороге возникла полная женская фигура, замотанная,
несмотря на теплый май, в чудовищную темно-синюю кофту с капюшоном.
– Здрасьте, – пробормотала тетка. – Никишина тут проживает?
– Нет, – хотела было ответить я, но вдруг припомнила, что
это фамилия тетя Раи, и ахнула.
– Вам Раису Николаевну?
– Слава богу, – вздохнула нежданная гостья, – добрались! А
я-то грешным делом боялась, вдруг чего не так… Квартиру поменяла… Входи,
Криська, доехали. – Она втащила в прихожую огромную клетчатую сумку. За ней
тихо, словно тень, двигалась девочка, тоненькая, какая-то бестелесная.
– Здравствуйте, – прошелестел ребенок и встал у зеркала.
И от девочки, и от женщины крепко пахло грязной головой и
немытым телом.
– Ну, – заявила тетка, – и где Райка? От неожиданности я
выпалила:
– Она умерла, давно, шестнадцать лет почти прошло.
– Да что ты говоришь! – всплеснула руками пришедшая и,
рухнув на табуретку у входа, завыла в голос:
– Ой, горе-горькое, ужас приключился, несчастье черное, ох
беда, беда, сестричка дорогая, единственная душа родная на всем белом свете…
Я не люблю кликуш и истеричек. Из всей выплеснутой
информации до меня дошло только одно: нежданная гостья – сестра тети Раи.
Странное дело, мачеха никогда не говорила, что у нее есть родственники.
– Ой, ой, ой, – причитала баба, раскачиваясь из стороны в
сторону, – горе-горюшко.
Такая скорбь показалась мне немного странной. Не видеть
сестру целую вечность, не знать о ее смерти и теперь вдруг так убиваться…
Девочка безучастно стояла рядом с сумкой, грызя ногти. Потом она тихо спросила:
– Ну и куда мы теперь, тетя Зоя? Опять на вокзал?
Женщина неожиданно прекратила истерику и сказала:
– Все, Криська, дальше ехать некуда, добрались! Нам на улицу
идти, а тут чужие люди живут? Вы Раисе ведь никто?
В моей голове разом возникла картина: стонущая тетя Рая
шлепает на мою тарелку блинчики.
– Ешь, Виолка, тебе испекла, знаю, ты их любишь!
А вот она встречает меня из школы и, разглядывая дневник с
отметками, вздыхает:
– Точно, академиком станешь, большим человеком. Иди-ка в
комнату да глянь на кровать.
Я бегу в спальню и нахожу на подушке уродливого
косорыленького мишку, которого Раиса купила в “Детском мире”, не пожалев ни
пяти рублей, ни времени на поездку в магазин. Правда, тут же роились и другие
воспоминания.
Вот она лупит меня почем зря кухонной тряпкой, а потом
храпит прямо на полу в гостиной…
– Я ее дочь, – неожиданно произнес мой язык.
– Вот радость! – взвизгнула тетка. – Племянница дорогая!
Растопырив руки, она ринулась ко мне и моментально заключила
в вонючие объятия.
– Раздевайся, Криська, – велела тетка. – Добрались-таки, чай
не выгонят на улицу. Или как? Она заискивающе заглянула мне в лицо.
– Сумку отнесите в гостиную, да помойтесь с дороги, – велела
я.
Через полчаса мы сидели за столом, и неожиданно свалившаяся
на наши головы “родственница” рассказала нехитрую историю.
