Приоткрыв дверь в помещение, которое занимала Верочка, я
вздрогнула. Оказывается, такое возможно: розовое пианино, синие обои и голубой
палас. Естественно, в доме повсюду были натыканы туалеты и ванные комнаты. В
самом низу располагались столовая, гостиная, зимний сад и кухня с подсобными
помещениями. Пищеблок, забитый техникой, был такой огромный, что вся наша
“хрущоба” преспокойненько бы уместилась в пространстве между плитой и окном.
Оглядев серый холодильник “Филипс”, упирающийся в потолок, я поинтересовалась:
– Значит, вечерами ты почти всегда одна? Вика кивнула:
– Совсем одна. Повариха и горничная уходят в восемь,
экономка Елена Ивановна еще раньше.
– И не скучно тебе?
– Я книги читаю, – с достоинством ответила Вика.
В ту же секунду в раскрытое окно гостиной ветер донес
веселые крики детей.
– Почему не идешь с ребятами играть?
– Они идиоты, – буркнула Вика.
– Родители не боятся тебя одну оставлять?
– А что может случиться?
– Ну, вор залезет, напугает… Вика рассмеялась:
– Нас тут стерегут, как особо опасных преступников. Вся
территория окружена забором, по углам вышки с охранниками, вдоль забора
телекамеры, на проходной, ну, где ворота, даже муха не пролетит. Нет, здесь
совершенно безопасно, и к тому же в доме есть сейф.
– Где? – удивилась я. – Вроде никакого железного ящика не
было видно.
– Пошли, – велела Вика.
Мы поднялись на второй этаж и открыли дверь в кабинет.
Девочка отодвинула большую картину, изображавшую горный водопад, и обнажилась
никелированная дверца с кнопками.
– А-а-а, понятно, – протянула я, – очень предусмотрительно.
– Еще стол с цифровым замком, – пояснила Вика и ткнула пальцем
в ящик. Я увидела небольшую панель с клавишами.
– Папа сюда документы прячет, – сообщила ученица, – только я
код знаю, смотри.
Она быстренько потыкала пальцем, и раздался легкий щелчок,
ящик выехал вперед. Внутри в изумительном порядке лежали счета. Я невольно
вздохнула. У нас дома квитанции валяются вперемешку в круглой жестяной коробке
из-под датского печенья. Сколько ни пробовала рассортировать их, ничего не
получается. Только сгруппируешь бумажки, а они – бац, расползлись, словно
тараканы. У Соловьевых же все лежало ровными стопками, перехваченными
резинками: газ, свет, коммунальные услуги, расписки прислуги… Но самое интересное
в глубине. Вика, желая продемонстрировать стол, выдвинула ящик до упора, и я
увидела красивую розовую папку, на которой стояло выведенное синим фломастером
слово “Завещание”.
– Что это? Вика улыбнулась:
– Наша последняя воля.
– Зачем? – прикинулась я идиоткой, чувствуя, как в груди
быстро-быстро заколотилось сердце. Девочка вздохнула:
– Мы богатые люди, а деньги должны иметь хозяина.
– Не понимаю.
– Ну смотри, – сказала Викуша и вытащила папку. – Видишь?
Если папа умрет, наследниками становимся я и мама. Если скончается и мама, то
все деньги достаются мне.
– Погоди, погоди, вдруг раньше отправится на тот свет
Альбина, а Никита будет жив, тогда что?
– Ничего, – пожала плечами ученица, – деньги-то папины. Как
были его, так и останутся.
– А Антон?
– Мой дядя сможет получить деньги только в случае кончины
всех родственников, – терпеливо разъяснила девочка. – Ну, представь, все
поумирали – папа, мама, я, только тогда Антон станет хозяином.
– Почему же он не получает долю в случае смерти Никиты?
Виктория поглядела на меня с жалостью:
– Понимаешь, деньги-то принадлежат Соловьевым, а Антон –
Михайлов, он всего лишь брат мамы и не родственник нам.
– Как это не родственник? – изумилась я.
– Ну не кровный, – растолковывала Вика. – папа и мама ведь
не родственники. Я почувствовала легкое головокружение.
– А кто?
– Супруги. Общей крови у них нет, ясно?
– Вроде. Скажи, вот недавно умерла Вера, ее деньги теперь
чьи?
– Папины, – спокойно ответила Вика, – теперь все-все
средства в руках у отца.
Глава 18
Дома в прихожей на полу валялись инструменты и стружки.
– Что у нас происходит?
Ленинид поднялся с колен и сообщил:
– Вот, видишь, тут был выступ.
Я ахнула. В нашей прихожей, чуть поодаль от двери, торчал и
мешал, как больной зуб, странно выступающий кусок стены. Теперь его нет, и
видно, как из потолка в пол уходит довольно толстая труба.
– Это для горячей воды, – пояснил папенька, похлопывая по
железке. – Вишь, как глупо строители поступили, огромный короб сделали. Сейчас
сюда дверцы прилажу и шкаф сгоношу для верхней одежды. Даже хорошо, что в нем
труба будет, мокрое быстрей высохнет, зато в прихожей теперь есть где
повернуться.
Коридорчик, ведущий от входной двери к комнате, и впрямь
стал значительно шире. Я оглядела полированные дверцы, прислоненные к стене, и
строго спросила:
– Где материал взял?
– Дык в магазине.
– Каком?
– “Бауклотец”.
– Не ври, там такие цены, что зайти нельзя, не ужаснувшись.
Да одна подобная дверка на две мои
Месячные зарплаты потянет, а у тебя тут и петли, и ручки…
– Не веришь, – обиделся папуля.
– Нет, и совершенно не хочу пользоваться крадеными вещами,
мне это противно!!!
– Гоношистая ты, Виола, – вздохнул папенька, – только не
крал я ничего!
– Ой, не надо рассказывать сказки, что купил.
– Вот и нет! Нашел!
Я уставилась на него во все глаза, потом расхохоталась.
– Нашел! Ну ты циркач! Идешь, значит, себе по дороге, а на
тротуаре валяются страшно милые и необыкновенно нужные дверцы, по странной
случайности, вместе с ручками.
