– Вань, Вань, поди сюда! Появился Иван Николаевич.
– Что за шум, а драки нету?
– Глянь!
Иван Николаевич оглядел “пейзаж” и попытался раздвинуть
прутья.
Как бы не так, они даже не шелохнулись.
– Делать-то что? – причитала Аня. – Она сейчас задохнется.
– Не, – протянула Наталья Михайловна, – горло свободно.
– Надо намылить ей щеки и уши, – посоветовал Иван
Николаевич.
Анька сгоняла домой и притащила гель для мытья.
– А-а-а, – завизжала Машка, когда скользкая жидкость
полилась ей за шиворот.
– Бум-бум, Мака, – пообещала я и крикнула:
– Аня, тащи конфеты.
– У меня нет, – всхлипнула Анюта.
– Сейчас принесу, – подхватилась Наталья Михайловна.
Через минуту она вернулась с коробкой “Ассорти” и бутылкой
“Олеины”.
– Импортная дрянь эта не мылкая, – заявила соседка, – лучше
намаслить.
Мы принялись щедро обмазывать Машку растительным маслом.
Девочка поглощала конфеты и молчала. Заорала она только тогда, когда
“спасатели” попытались вытащить ее голову.
– Ну и что делать? – вздохнула я, оглядывая
гелиево-“олейновые” лужи.
– Чего, чего, – обозлился Иван Николаевич. – МЧС вызывать.
– Не поедут они, – стонала Аня, – и денег нет.
– Ой, замолчи, – велел сосед, – без тебя тошно. Хорошо хоть
девка заткнулась.
Но тут у Натальи Михайловны закончились конфеты, и Машка
принялась выть, как береговая сирена. Иван Николаевич бросился к телефону, а с
пятого этажа спустилась Таня Елина. Скоро вокруг несчастной Манюни столпилось
почти все население подъезда. Мужчины пытались разогнуть прутья, женщины
засовывали в Машкин рот конфеты, кто-то наливал Ане валерьянку, кто-то гладил
Маньку по голове… Наконец хлопнула дверь подъезда, и на лестнице раздался
веселый мужской голос.
– Где ребенок с застрявшей головой?
– Тут, – завопили все.
Присутствующие здесь же собаки залаяли, а Аня принялась
истошно рыдать, громко икая.
На лестничную клетку поднялись три мужика в красивых
темно-синих комбинезонах, они несли какие-то большие ящики.
– А ну тихо, – неожиданно гаркнул высокий плечистый блондин,
самый молодой из спасателей, – всем молчать!
Люди разом заткнулись, даже пес Кулибиных, взбалмошная
болонка Люся захлопнула пасть. Было что-то такое в голосе блондина, отчего всем
моментально захотелось его послушаться.
– Чего собрались? – недовольно добавил другой, темноволосый
крепыш. – Ребенка, что ли, с головой застрявшей не видели?
– Никогда! – радостно выкрикнул семилетний Ванька из
пятьдесят третьей квартиры. – Никогда. Интересно, как она это проделала?
Башка-то не пролезает, только что пробовал!
Аня неожиданно завыла в голос.
– Уберите психопатку, – велел блондин.
– Это мать, – сказала я.
– Тогда суньте ей в рот кляп, – посоветовал крепыш. – И чего
орет, только несчастного младенца пугает!
– Заткнись, Анюта, – велел Иван Николаевич.
Привыкшая, что ее всегда успокаивают и жалеют, Аня на
секунду оторопела и вполне внятно спросила:
– Это вы мне?
– Тебе, тебе, – ответил Иван Николаевич, – надоела, ей-богу,
в ушах звенит, все с твоей девкой в порядке.
В ту же секунду Машку стошнило.
– Умирает, – завопила Анька с утроенной силой. – Доченька,
кровинушка, ой, погибает!!!
Спасатели приладили какие-то штуки к прутьям и вмиг вытащили
Машку. Намасленная, намыленная, перемазанная шоколадными слюнями
Маня оказалась в объятиях матери. Но Аня не успокаивалась.
– Сейчас умрет!
Третий спасатель, оказавшийся врачом, приказал:
– А ну дайте сюда девочку! Сколько конфет она съела?
Соседи принялись считать. Получилось, что плененная Машка
слопала почти полную коробку “Ассорти”, принесенную Натальей Михайловной, грамм
двести ирисок, несколько мармеладок и большую шоколадку “Аленка”. Кроме того,
на ступеньках валялась упаковка от леденцов, но сколько из нее попало в Машку,
неизвестно.
– И что вы хотите? – спросил доктор. – Безумные люди! Разве
можно ребенку столько сладкого? Вот организм и защищается. Слава богу, что
тошнит, я бы промывание желудка сделал!
Спасатели начали складывать инструменты. Аня принялась
зазывать их пить чай. Мужчины отказались, но приняли в дар домашние пирожки с
капустой. К слову сказать, припадочная Анька великолепно печет.
– Тетя Ложка, – подергала меня за брючину Сашенька Ломакина
из пятидесятой квартиры, – тетя Ложка, гляньте…
– Я Вилка, – машинально ответил мой язык. Глаза проследили
за исцарапанной детской ручонкой, и я заорала почище Аньки:
– МЧС, стой, не уходите, назад! Спасатели вернулись в два
прыжка. Крепыш отрывисто спросил:
– Что?
Не в силах ответить, я указала рукой на лестницу. На один
пролет выше, около окна, тихо-тихо стоял Ванька. Голова его торчала между
прутьями.
– Так, – протянул блондин, – пробовал, пробовал и добился
своего.
– Угу, – шепнул Ваняшка, – поднажал чуток, она и пролезла.
– Славно получилось, – одобрил врач, – ловко вышло.
– Немедленно все по квартирам! – гаркнул блондин. – Забрали
собак, детей, кошек, хомячков, попугаев, престарелых бабушек и ушли! Все!
Остались только родственники этого малолетнего испытателя! Где его отец и мать?
– Мой папа был летчиком и погиб при исполнении служебного
задания, – озвучил Ваняшка постулат, который его мать-одиночка Соня вложила в
голову сына, – а мама в ларьке сидит, круглосуточно.
– Ясно, – буркнул доктор. Спасатели вновь приладили что-то к
прутьям, и Ванька оказался на свободе.
