Я вгляделась в картинку. Мне изображенное на ней животное не
показалось милым. Высокая собака с неаккуратной, какой-то клочкастой шерстью.
“Дратхаар” – гласила подпись. Надо же, первый раз узнала, что есть такая
порода. Вообще говоря, по-немецки Draht – это проволочка, а Haar – волос. У
собаки, которая называется “проволочный волос”, шерсть и впрямь должна быть
жесткой.
Глава 7
К Элеоноре Михайловне я вошла ровно в одиннадцать. Отлично
отремонтированная квартира, роскошная мебель и великолепные ковры. Семья явно
не нуждалась. Бабушка оказалась вполне моложавой женщиной со спортивной фигурой
и умело подкрашенным лицом. В ушах у нее ослепительно сверкали серьги, скорей
всего, с бриллиантами. Я не слишком разбираюсь в камнях, у меня никогда их не было,
а из драгоценностей владею только двумя золотыми колечками с ужасающими
рубинами. Они достались мне в наследство от тети Раи.
Элеонора Михайловна царственным жестом указала на кожаный
диван и завела долгий монолог:
– Вас порекомендовала мать Кирилла Когтева. Она вами очень
довольна. Кирилл подтянул немецкий, вышел на твердую пятерку.
– Он хороший мальчик, старательный.
– Анастасия – лентяйка, – отрезала бабка, – вся в своего
отца. Слава богу, он больше не живет с моей дочерью. Отвратительный человек.
Изобразив на лице самую сладкую улыбку, я качала головой.
Нам с Тамарой нужны деньги, и я не капризничаю, учу всех, кто готов платить.
Репетиторский хлеб тяжелый, приходится искать контакт не только с ребенком, но
и с его родственниками, а это порой крайне непросто. Элеонора Михайловна не
вызвала у меня хороших эмоций, именно поэтому я старательно растягивала губы в
разные стороны.
– Абсолютно неуправляема, груба, эгоистична, – не унималась
бабушка, – уроки никогда не делает, носит сплошные тройки и замечания. При
малейшей возможности плюхается у телевизора и тупо пялится в экран. Вылитый
отец! Тот тоже день-деньской футбол смотрел. Ваша задача вывести Анастасию на
четверку. Можете приступать, ее комната по коридору налево.
– Но она ведь больна…
– Симуляция, сунула градусник в чай и демонстрирует, а все,
чтобы не работать. Ее отец тоже, – она внезапно остановилась.
Я, стараясь не рассмеяться, мысленно докончила фразу:
“…засовывал градусник в кипяток и показывал начальству”.
– Начинайте, – скомандовала Элеонора Михайловна.
Я пошла по коридору, чувствуя между лопаток ее злобный
взгляд. Комната девочки была обставлена скудно, если не сказать бедно. В тесном
маленьком помещении стояли только весьма потертый диван и замусоленный
письменный стол, на стене висело несколько книжных полок. Удивляло полное
отсутствие игрушек и каких-либо ненужных мелочей – стеклянных фигурок, фенечек,
пластмассовых стаканчиков и дисков, которые обожают девочки. Впрочем, ни
телевизора, ни магнитофона, ни плеера тоже не наблюдалось. Больше всего этот унылый
пейзаж напоминал тюремную камеру: ничего лишнего, только самое необходимое.
Настя, тоненькая девочка с роскошной рыжей косой, встала при моем появлении и
шмыгнула носом. Красные глаза без слов говорили – у ребенка простуда.
– Садись, Настя, – приветливо обратилась я к девочке. – Имей
в виду, я никогда не работала учительницей, просто хорошо знаю язык. Давай
попробуем подружиться.
– Ладно, – шепнул ребенок.
– Какой у тебя учебник? “Дойчмобил”?
Я протянула руку к стопке книг на краю стола и увидела на
занавеске записку. Ярким красным фломастером на иссиня-белой бумаге был написан
потрясающий текст:
"Настя – ленивая врунья. Она обязана: а) делать уроки;
б) убирать комнату; в) вежливо разговаривать; г) есть три раза в день, а не
каждый час; д) помнить, что ее отец – это дурной пример”.
– Кто написал сей меморандум? – изумилась я.
– Бабушка, – шепнула Настя. – Она хочет, чтобы из меня вышел
хороший человек. Секунду поколебавшись, я сказала:
– Знаешь, мы сейчас это снимем и выбросим.
– Бабушка ругаться станет, – испугалась девочка.
– Не беда, – успокоила я ребенка и содрала “указаловку”.
Через час мне стало понятно: Настя предельно запугана. Ее
двойки – результат неуверенности, а не лени.
– Почему здесь нет игрушек? – поинтересовалась я, когда
время, отведенное на занятия, истекло.
– Бабушка говорит: плохие дети не имеют права на игрушки, а
я плохая, я – двоечница, – заученно повторила Настя.
Жаркая волна злобы поднялась со дна моей души.
– Мама твоя где?
– Деньги зарабатывает, у нее бизнес, – вздохнула ученица, –
редко приезжает, я с бабушкой живу.
– Ну-ка, дай чистый листок! . – Зачем?
– Давай, давай!
Трясущимися от злости руками я принялась выводить крупными
буквами свой текст:
"Элеонора Михайловна – злая бабушка. Она обязана: а)
быть добрей; б) купить Насте игрушки; в) перестать ее ругать; г) помнить, что
растущий ребенок постоянно хочет есть; д) знать, что во внучке кровь не только
отца, но и матери, а, следовательно, и бабушки”.
– Ну-ка погляди потихоньку, что Элеонора Михайловна делает?
Настя выскользнула в коридор и через секунду сообщила:
– В магазин вышла.
– Откуда знаешь?
– Кухня заперта и ее комната. Она всегда все закрывает, если
уходит.
Мы взяли “письмо” и прикололи его на занавеску в ванной.
– А ты, Настёна, – велела я, – помни, что являешься
отличной, умной, красивой девочкой.
– Я нескладная…
– Ерунда, просто фигура еще не оформилась, и потом, смотри,
какие у тебя роскошные волосы, очень редкого цвета…
– Вы еще придете? – прошептала Настя, беря меня за руку.
– Обязательно, – пообещала я.
Гнев остыл только в метро. Ну кто решил, что пожилые люди
умны, тактичны и добры? По-моему, к старости характер только портится.
Появляется обидчивость, слезливость и неуемное желание всех поучать! Продолжая
злиться, я прибыла домой и налетела на Веру:
– Больше ничего не вспомнила?
– Нет, – мотнула та головой, опуская кисточку в воду.
– Откуда у тебя краски и бумага?
