– Доходит.
– Ну-ка, дай гляну. – Быстро осмотрел и поторопил застывшего политрука. – Шагаем, Виктор.
– А раненый?
– Раньше надо было думать, – огрызнулся старшина. – Вояка, мать твою…
Он быстро вытащил из «максима» затвор, сплющил прикладом кожух и забросил винтовку на плечо. Митрохин показал направление – русло высохшей речки. Политрук разглядывал умиравшего пулеметчика, в голове стучала мысль: «Раненых врагу не оставляют… бросать нельзя». Он не испытывал жалости к обреченному человеку, просто привык думать заученными истинами. Однако Митрохин трезво рассудил, что тащить обреченного человека ни к чему. Штрафного бойца, не успевшего получить прощения, оставили рядом с поврежденным пулеметом.
Митрохин шагал быстро, остальные не отставали. Русло сильно петляло, идти через степь было короче, но здесь в ложбине их не было видно. Все же через полчаса немецкие саперы на легком броневике догнали группу и встали на краю обрыва. Обе стороны продолжали делать ошибки. Без нужды открыл огонь политрук, хотя группа обеспечила главное – отход роты. Ошибку сделали саперы, кинувшиеся догонять русских, чтобы отомстить за смерть товарищей. Саперный батальон почти без потерь двигался за передовыми частями, и вот когда был ясно виден конец войны, беспорядочно отступавшие большевики убили сразу трех человек.
Слишком самоуверенно выехали саперы на обрыв. Словно желали поставить точку, сразу отбить охоту к дальнейшему сопротивлению. Но не учли того, что битые русские уже приобрели немалый опыт и не собирались поднимать руки. Бронеавтомобиль открыл огонь, и первые пули достались русскому капитану.
Александр Кузьмич Митрохин, вечный капитан, так и не получивший майора, угодил под смертельную очередь, не успев увидеть врага. Следом шагал политрук, но пули обошли его стороной и угодили в рядового Межуева. Остальные шарахнулись к обрыву и оказались в мертвой зоне. Команду мгновенно взял на себя старшина Глухов.
– Не сидеть… бегом вперед!
Бежал, не оглядываясь, зная, что остальные последуют за ним. В них стреляли с обрыва трое немецких солдат, мазали, злились, суетливо дергали затворы и никак не могли поймать на мушку цель. Водитель дал броневику задний ход и торопился сменить позицию. Сумей он это сделать, пулеметчик в башне добил бы группу. Борис Ходырев, затравленно озираясь, поставил сошки трофейного «МГ» на земляной уступ и открыл огонь.
Пули не пробили броню, но ударили по ней, словно отбойный молоток. Водителя оглушило. Одна из пуль влетела в узкую смотровую щель, сплющилась и больно шлепнула горячим лепестком пулеметчика. Зашипело пробитое колесо, броневик стал крениться на один борт. Машина не вышла из строя, водитель закончил маневр, но время было утеряно. Башенный пулемет ударил вслед русским с опозданием, а солдаты с винтовками пригнулись, спасаясь от ответного огня.
Спустя несколько минут они спустились вниз. Русский капитан был мертв. Один из саперов разобрал на удостоверении должность – командир штрафной роты. Значит, на этом участке воевали штрафники. А может, у Советов вообще не осталось нормальных солдат? Второй русский, судя по знакам отличия, рядовой, тяжело раненный, со страхом ждал своей участи.
Саперы открыли затвор его винтовки, понюхали казенник, пахло свежей пороховой гарью. Ивану Межуеву задали несколько пустых вопросов, которые он не понял, но на всякий случай закивал головой. Саперы собрались в кружок, закурили и стали неторопливо обсуждать, что делать с пленным.
У Ивана были перебиты ноги выше колен, вытекло много крови, надеяться было не на что. Но, как и многие в такой ситуации, он верил в чудо. Например, подойдет добрый немецкий офицер, прикажет перевязать его и отвезти в госпиталь.
Вместо доброго офицера к товарищам спустился обозленный пулеметчик. Рассказал, что пробило переднюю шину, а заменить ее нечем – продырявило и запасное колесо. Так что, нечего здесь прохлаждаться, надо помогать водителю. Минуты две препирались, кому следует добить русского. Вызвался солдат помоложе, снял с плеча винтовку, остальные отошли в сторону. Хлопнул одиночный выстрел, Иван Межуев вытянулся и застыл. Спустя полчаса залатали пробитое колесо, броневик укатил.
Глава 4
Новое пополнение
Енотаевка – село над Волгой, на полпути между Астраханью и Сталинградом. Кому-то это место покажется беспросветной глушью, а для кого-то это родина. На сотни верст тянется степь, здесь начинается зона полупустыни. С обрыва видна широкая река, желтый пойменный лес, озера. В октябре в ясные дни Волга отражает синее небо, но все чаще погода становится пасмурной. Ветер с Каспия поднимает барашки волн, летят сухие листья, а вдоль улиц поселка несется облако пыли. Строевого леса в здешних краях мало, дома строят небольшие. Зато много места, улицы широкие, хватает земли для обширных огородов.
Борис Ходырев сидел на лавочке у края обрыва, разглядывал лес, неторопливо курил. С обеда получил увольнение, договаривались пойти вместе с Маневичем, но лейтенанта придержал Елхов. После гибели Митрохина и выхода из окружения бывшего комбата все же поставили командиром штрафной роты. Он подчинился и полностью погрузился в дела. Как и покойнику Митрохину, новому командиру пообещали майорское звание. Степан Матвеевич презрительно фыркал:
– Один уже получил.
Ходырева отпускал в увольнение с неохотой – чего болтаться без дела?
– Если выпить захотел, – сказал ротный, – то вечером сто граммов получишь. Или двести.
– При чем тут выпить? – поморщился Ходырев. – Хочу прогуляться, глянуть, как нормальные люди живут.
– Приключения ищешь? Ну-ну.
Елхов был прав. Как и всякий солдат, Борис рисовал себе в увольнении всякие приятные картины. Например, встречает красивую молодуху, живет одна (в крайнем случае, с ребенком), завязывается оживленный разговор, женщина просто сражена остроумием парня, приглашает к себе в гости, они садятся за стол и так далее до самого утра.
Однако люди занимались делами, на сержанта в начищенных сапогах никто не обращал внимания. Ходырев увидел возле почты высокую девушку и задал ей пустяковый вопрос. Девушка ответила, и Борис решил взять быка за рога.
– Вас как зовут?
– Вера.
– А меня Борис.
– Очень приятно.
– И мне тоже, – расшаркался Ходырев. – Хочется после боевых дел пообщаться с красивой девушкой. Вы не торопитесь?
Оказалось, что девушка занята какими-то делами, но готова их отложить. Все начиналось неплохо, но Бориса подвела простота. Когда Вера спросила, есть ли у него подруга, он ляпнул, не подумав:
– Вообще-то есть.
– Чего же вы к другим тогда подходите? – насторожилась Вера.
Ходырев растерялся, стал объяснять, что встречались просто так, а та подруга давно не пишет и, наверное, его забыла. Получалось неубедительно. Вера отставила ногу в блестящем ботике и заявила:
