— Ты мне нравишься, дед, — хлопнул его по плечу Сенчук. — Просто читаешь мысли! Если б не твои почтенные годы, рекомендовал бы я тебя к нам, дороже любого клада был бы такой человек в личном составе, но, впрочем, пора приступать к делу, бери лопату, герой… А бутылочку‑то прихватил? — обернулся к племяннику. — Правильно! Ну‑ка, плесни сто грамм счастливчику, ворону здешних мест! Пускай прочистит клюв перед работой!
Завхоз хлебнул водки и полез шуровать в подземелье.
Племянник стылым вопросительным взглядом уставился на Сенчука, но тот лишь отмахнулся — вальяжно и многозначительно.
Единственное, что обнаружилось в затхлой почве подвала, — огрызок лезвия древнего меча и пара глиняных черепков.
Ценности из сундука перегрузили в холщовый мешок и, подняв его, племянник крякнул уважительно:
— Пятьдесят килограмм, как есть, бля…
— Бо–ольше! — озабоченно протянул завхоз.
— Взвесим! — подытожил Сенчук.
Обратно возвращались берегом реки, поочередно меняя друг друга в переноске драгоценного груза.
У заводи, помогая завхозу взгрузить мешок на плечо, Сенчук нанес старику выверенный удар ребром ладони в основание черепа.
Покосившись на упавшее в старую прошлогоднюю траву тело, перевел бесстрастный взор на топтавшегося на месте племянничка, пугливо озиравшегося по сторонам. Сказал ровным голосом, поддергивая под пах отвороты болотных сапог:
— Чем дальше в лес, тем третий лишний. Ну‑ка, подсоби…
Они подволокли тело к берегу, заполоненному подмытыми остатками треснувших льдин, и, опустив голову жертвы в воду,
Сенчук деловито скомандовал:
— Быстро! Лодку!
— Ключи от замка на причале… дома лежат… — стуча зубами, выдавил из себя бледный до зелени участковый.
— У меня в кармане твои ключи, куриная ты голова! — успокоил его Сенчук. — И хватит трястись как запойному, труса праздновать, главное дело сделано, а со мной не пропадешь, все учтено, как грехи наши у дьявола в бухгалтерии. Я сейчас в монастырь, все там приберу честь по чести, заколочу доски, а ты покойничка притопи и здесь меня карауль, как девка кавалера своего ненаглядного у плетня лучшей подруги…
Через час они плыли на веслах, бороздя грузилом глубину. Нащупав сеть, комом выдернули ее из воды, даже не пытаясь достать из ячей десяток застрявших в ней подлещиков, затем краем сети опутали тело убитого и спустили в воду.
Племянник, глядя на поднимающиеся из глубины черные пузыри, вдруг встрепенулся, словно обожженный какой‑то горячечной мыслью, но тут же, хрипя, сраженный тем же свинцовым ударом, кулем повалился в ледяную купель.
Сенчук, выждав несколько минут, выдернул весла, бросив их в воду, затем скинул с себя сапоги и телогрейку. Стиснув зубы, перелез через борт в обваривший его холод.
Лодку ему удалось перевернуть на диво легко.
Затем, лавируя между плавающими льдинами, он поплыл к чернеющим на берегу узловатым ветлам.
Не чувствуя одеревеневшего тела, дошел до мешка, подволок его к заводи, опустив на полутораметровую глубину в стынь стоялой воды.
Вновь выйдя на берег, замер, обхватив мускулистыми руками свое крепко сбитое тело. Прислушался.
Со скрежетом ломались, сталкиваясь на стремнине, остатки льдин, с шорохом осыпались подмытые паводком берега, клокотали вешние воды в промоинах оврага.
"Как девка кавалера… — вспомнилось ему собственное напутствие, данное племянничку. — А кавалер — жених без гарантии, в чем и беда…"
Он впервые убил. Но вдруг почувствовал, что сделал это легко и привычно, словно пробудилась в нем скрытая память какого‑то загадочного существа, таившегося в нем, пришедшего в этот мир из другой жизни, другой эпохи и часто, как он теперь не без мистического содрогания уяснил, диктовавшего ему свою волю. А потому уже давно и незаметно ставшего сутью нынешнего Георгия Сенчука.
Далее все развивалось по накатанной, не осложненной никакими шероховатостями схеме: бабьи причитания, следователь прокуратуры, объяснения о случайном перевороте лодки и о его, Сенчука, необыкновенной удаче, объяснимой разве навыками опытного моряка и пловца; поиски тел, затем — похороны, два порванных на поминках баяна…
А через неделю он уже выволакивал из багажника автомобиля сырой, облепленный речными водорослями мешок, умещая его в погреб своего гаража, снабженного капитальными запорами, способными поддаться лишь сварочному аппарату.
Неприятности на работе утихомирились, "Скрябин" готовился к очередному плаванию, и вскоре Сенчук перетащил в свою каюту весь монастырский клад.
Интересной особенностью обладала каюта особиста, грешившего контрабандой!
Уже несколько лет назад Сенчук сконструировал хитроумную съемную перегородку, крепившуюся на мертвых, казалось бы, заклепках, однако заклепки представляли собой винты, отворачивающиеся по направлению часовой стрелки специальным ключом. За первой перегородкой была другая, также прочно крепившаяся к корпусу, а вот за ней‑то находилась потайная пустота, где при желании мог уместиться и человек.
И если бы спросили с особиста за этакую перепланировку служебного помещения, то знал Сенчук, что ответить: мол, в случае вражеских провокаций и документы сюда спрятать можно, а если Родина лазутчика таким образом перевезти пожелает, то и шпион сюда влезет, причем с гидрокостюмом и кислородным аппаратом, дающим возможность, не пуская пузырей, добраться до вражеского берега.
Итак, разбогатевший подполковник Сенчук готовился к побегу на Запад, считая дни до отплытия "Скрябина" и мучительно раздумывая не о разлуке с постаревшей женой, давно уже отчужденной от него, а о расставании с заветными сотенными купюрами в тайниках.
С одной стороны, следовало поменять денежки с лысым профилем творца социалистической революции на солидные банкноты американского министерства финансов, но сумма, должная быть вырученной после такового обмена, представлялась Сенчуку мизерной в сравнении с тем состоянием, которое уместилось за двойными секретными перегородками. Да и стоило ли засвечивать себя в контактах с валютчиками, провалив все свое будущее из‑за жалкого барыша?
И хотя стонала душа Сенчука от упускаемоей выгоды, однако решился он оставить тайники неприкосновенными. В конце концов, достанутся деньги жене, хрен с ней, пусть помнит щедрость его и любовь, так сказать…
И верное, как оказалось, принял Сенчук решение, ибо за день до отплытия "Скрябина" был он вызван к начальству и ознакомлен с приказом о своем увольнении из органов.
Привезенный им "изменник", оказывается, лежа в госпитале, копил злобу на Сенчука, как зимняя змея яд, и, выписавшись со справкой об инвалидности, ударился в неутомимые блуждания по инстанциям, добиваясь воздаяния своему изуверу–мучителю. И — добился.
— Ничего не могу поделать, — разводил руками начальник Сенчука, также искренне огорченный выводами руководства, ибо без подарка из зарубежных весей подполковник к нему никогда не являлся. — Вопрос решен твердо… И, считай, ты еще легко отделался, Жора, капитан на тебя та–акой компромат отправил, что едва до уголовного дела не дошло…
