Я испугалась этих мыслей. Они были неприятными и колючими, жалили, как осы… Я прогнала их, но потом подумала, что я опять занимаюсь сладким самообманом. К тому же, как сказал мне Кирилл, Дашка свою добычу так просто не отпустит…
Наступил июнь, Алексей предложил снять дачу недалеко от Москвы и перебраться на лето туда. Девчонкам нужен свежий воздух, говорил он, пусть поживут там. Да, да, конечно, согласно кивала я головой. Все так. Про себя я отмечала, что он говорит о девчонках и ничего не говорит обо мне. Я окончательно стала для него пустым местом. «Алексей», – позвала я его. «Да?» – Он одевался в коридоре и выглядел жутко озабоченным. «Алексей», – позвала я его снова. «Что?» – вскинулся он и с удивлением посмотрел на меня. Так, наверное, смотрят на надоевших собак и детей. «Что-то случилось?» – спросил он. «Нет-нет. Ничего. А как же ты будешь один в Москве?» – вырвалось у меня. «Я буду приезжать к вам. После работы, если не буду задерживаться допоздна. Но на выходные уж точно буду вырываться. Девчонкам нужен свежий воздух. Лето в Москве – сущий ад». – «Кто тебе это сказал?» – вскинулась я. Алексей замялся. «Но это же очевидно, – с энтузиазмом воскликнул он. – Каменный мешок, асфальт, зелени мало». – «Ну да, нам, конечно, нужна дача. Там мы как следует отдохнем».
…Мы сняли дачу на тридцать пятом километре от Москвы. Это была бывшая деревенька, наполовину застроенная современными домами и коттеджами. Наш дом – двухэтажный бревенчатый – стоял с краю и выходил одной стороной на поле, другой – в лес.
Девчонкам здесь было раздолье, они нашли себе компанию и целыми днями пропадали на чужом участке или возились около маленького пруда, наполовину заросшего камышами. Алексей приезжал к нам все реже и реже. Сначала три раза в неделю, потом только на выходные.
Он приезжал в субботу вечером, ночевал, а в воскресенье после обеда уезжал. Выглядел озабоченным, хмурым, разговаривал едва-едва, ссылаясь на занятость. «Работаю как вол, – жаловался он, – без продыху». Как-то я погладила его по голове, так он машинально втянул голову в плечи, будто защищаясь от моего прикосновения.
Наши дни
И вот теперь муж говорит, что уходит…
– Аленушка! Я ухожу… Деньги я тебе буду перечислять каждый месяц. За это не беспокойся.
Слова не доходили до меня. Я сидела в оцепенении.
Я не могу признаться даже самой себе, что больше всего на свете боюсь одиночества. Оно меня пугает и тяготит. Есть женщины, которые спокойно переносят одиночество и не делают из этого трагедии. И даже гордятся этим. Как они ловко без мужика живут-справляются. И не нужен он им совсем. Просто лишний предмет в доме.
Я была не такой. Сколько себя помнила, мне всегда была нужна компания. И засыпать-то я в детстве боялась в темноте. Всегда просила, чтобы свет горел, пусть и ночник слабенький, или канючила, чтобы мама рядом посидела и за руку подержала. Как только темнота наступала, я забиралась под одеяло и начинала плакать – мне казалось, что сейчас кто-то страшный и лохматый придет и меня заберет.
Я любила Алексея и знала: он мой мужчина. Я никогда не задумывалась: есть ли кто у мужа и развлекается ли он на стороне. Он не давал мне таких поводов, и поэтому я не ревновала. Хотя однажды Алка, моя подруга, еще в самом начале моего замужества, усмехнувшись, сказала:
– А ты не боишься, что кто-то уведет у тебя мужа?
– С чего бы это? – вскинулась я.
– А то! Мужик он видный, красивый. Приклеится кто-то, и пиши пропало…
– В Алексее я уверена. Он не предаст.
– Все так говорят…
– Слушай! – разозлилась я. – Чего ты мелешь? Прекрати!
И сейчас я почему-то вспомнила этот разговор…
Хлопнула дверь – Алексей ушел, а я все продолжала сидеть в оцепенении. Девочек дома не было. Одна – в школе, другая – в детском садике.
Я не знаю, сколько я сидела так. Потом очнулась, встала и набрала номер Алексея, но там были длинные гудки и никто не брал трубку… «Он на работе и поставил телефон на «тихий режим», – подумала я. Специально. Чтобы никого не беспокоить. Надо сходить в магазин, он придет, а дома есть нечего.
Я сходила в магазин за продуктами и стала варить борщ, любимое блюдо мужа.
Когда он уже закипал, я еще раз позвонила. Никто опять не ответил.
Я машинально набирала номер, как заведенная. Потом оставила это занятие и разрыдалась. Хотела позвонить родителям, но передумала.
Вместо этого набрала номер Кирилла. Тот приехал сразу.
– Что-то случилось? – бросил он с порога.
– Да… Алексей ушел.
– Дела… – и присвистнул.
– Ради бога, не свисти! – раздраженно бросила я.
– Боишься, денег не будет! – усмехнулся Кирилл.
– Я уже ничего не боюсь.
– Что будешь делать?
– Не знаю. Хочу встретиться с… мужем и поговорить.
– Думаешь, поможет?
– А что, по-твоему, мне делать? Сидеть сложа руки?! У нас двое детей!
– То есть, если я правильно понял тебя, ты хочешь вернуть Алексея?
– Ну да! А что мне еще остается? Детей надо поднимать…
– Конечно-конечно…
Что-то в тоне Кирилла заставило меня внимательно посмотреть на него.
– Ты так говоришь, – протянула я, – как будто смеешься надо мной!
– Ничуть! Ты как образцовая мать и жена пытаешься вернуть блудного мужа в лоно семьи, разве не так?
Я закусила губу:
– Так.
– Флаг тебе в руки и барабан на шею, только вряд ли у тебя что получится.
* * *
Осень прочно укоренилась в моем сердце. Словно черные высохшие деревья, как оголенные провода, опутали его.
У меня не было ни сил, ни желания бороться с самой собой. Я медленно шла ко дну, погружаясь в черную студеную воду. Я позвонила матери и сказала, что Алексей ушел.
Она всполошилась и сказала, чтобы я немедленно переезжала к ней, забрав с собой дочек.
Через три месяца я отвезла дочек к матери. А сама вернулась обратно в Москву. Я надеялась, что приду в себя. И вообще все как-то определится. Алексей вернется…
Надежда умирает последней, она у меня держалась на тоненькой ниточке, но все-таки держалась. Хотя иногда я думала, что мои чувства к Алексею умерли и мы больше никогда не станем по-настоящему близкими людьми.
И вот однажды, в конце мая, раздался телефонный звонок.
– Алло!
А на том конце – молчание.
– Алло!
– Это я. Даша, – и снова пауза.
Я не сразу поняла: КТО это, а когда до меня дошло, то захлестнула обида. Хотелось заорать и послать ее к черту. Но тут я услышала:
