Кашинцев через силу улыбнулся офицеру и включил зажигание.
Стартер бодро провернулся; в цилиндрах появились первые вспышки. И вот двигатель бодро зарокотал, перемалывая порции неэтилированного бензина.
Кашинцев включил первую передачу и, едва касаясь акселератора, осторожно тронул машину с места; он еще помнил, как может ускоряться это неповоротливое с виду чудовище.
– Куда ехать? – спросил он.
– Все равно… куда… – с трудом проговорил мужчина с заднего сиденья.
К сожалению, он был прав. Ехать им действительно было некуда. И везти раненого в больницу, как советовал офицер, тоже было нельзя. Тупик. Они были загнаны в угол.
Кашинцев вспомнил номер телефона, который назвал ему Валерий Алексеевич.
«Воспользуетесь в самом крайнем случае, если не будет другого выхода».
Похоже, сейчас был именно самый крайний случай – потому что другого выхода он не видел.
– Ну что? – генерал Карлов больше не мог рисовать; остро заточенные карандаши рвали бумагу.
Лицо его внешне оставалось бесстрастным, но руки дрожали сверх допустимой нормы, и Карлов не считал возможным показывать это подчиненному. Пусть даже одному, пусть даже – самому близкому, собственному референту, но показывать это ни в коем случае не стоило.
– Ни четвертый, ни шестой на связь не выходят, – с опаской сказал референт. Он чувствовал себя так, словно был лично в этом виноват, и справедливый гнев начальника вот-вот обрушится на его бедную голову.
– Только не говори мне, что они опять ускользнули. Ладно? Даже не вздумай это говорить!
– Я… – референт втянул голову в плечи, словно черепаха – в панцирь.
– Ты сидишь и ковыряешь в носу вместо того, чтобы работать! Узнай, что происходит на Савеловском вокзале! Позвони военным, позвони оперативному дежурному в МВД! Что мне, тебя учить, что ли? – Карлов сжал руку и не заметил, как переломил карандаш. Остро заточенный грифель впился в ладонь; из ранки появилась маленькая круглая капля крови.
Он выругался и выбросил сломанный карандаш в корзину для мусора. Ему никогда еще не доводилось руководить такой бестолковой операцией, и это приводило Карлова в бешенство.
Референт снял трубку и прижал ее плечом к уху. Одновременно он просматривал информацию, поступающую на компьютер.
– Товарищ генерал! – внезапно сказал он.
Карлов все уже понял – по голосу.
– Нет, – он покачал головой. – Нет. Я не хочу это слышать. И ты не хочешь, чтобы я это слышал. Потому что я выйду из себя, и мне потребуется кого-нибудь убить.
Референт огляделся; в кабинете Карлова, кроме них двоих, никого не было. Он пожал плечами.
– Тогда считайте, что вы этого не слышали. Но… Военные сообщают, что на вокзале была перестрелка, в результате которой…
Карлов стоял и смотрел в окно. Когда референт закончил, генерал обернулся и сказал:
– Тебе не кажется, что сегодня – не наш день? Просто – не наш день?
Референт был вынужден согласиться. Он кивнул.
– Это, наверное, не так страшно, – продолжал Карлов, – если день не задался. Подумаешь, что в этом такого? Не задался, ну и ладно. Проблема заключается в другом.
– В чем? – спросил референт.
– В том, что если сегодня – не наш день, то завтрашнего – не будет. Вот оно в чем дело…
Кашинцев остановил машину и повернулся к девушке.
– Я должен позвонить, – сказал он.
– Кому? – спросила Алена.
– Не знаю. Точнее, знаю, но я никогда его раньше не видел. Так сказал Валерий Алексеевич.
– Кто это – Валерий Алексеевич?
– Тот человек, который вас спас.
– Ему можно верить?
– Мне кажется, после того, что он сделал – можно.
– Ну, так звоните – только побыстрее! – Алена перевела взгляд на Гарина.
Тот застонал и открыл глаза.
– Алена…
– Да, Андрей! – Алена просунула руку ему под голову и приподняла, чтобы он мог ее видеть.
Она пыталась заглянуть Гарину в лицо, но у нее никак не получалось поймать его уплывающий взгляд. Гарин с трудом поднимал веки, и его расширенные зрачки начинали описывать странную кривую, а девушка, как ни старалась, не могла ее остановить.
– Андрей! – не выдержала и закричала она.
Гарин вздрогнул.
– Кажется, я того… – выговорил он через силу. – Все… Поясница… Так больно…
Алена перегнулась через сиденье и вцепилась в свитер Кашинцева.
– Вези его в больницу! Слышишь! Вези немедленно! Он… – она замолчала, словно с разбегу уткнулась в бетонную стену. – Он умирает, – понизив голос, сказала она.
– Как ты объяснишь огнестрельное ранение? Врачи сразу сообщат в милицию, и тогда…
– Да мне плевать! – закричала Алена. – Ты что, не понимаешь, что мы его убиваем? Посмотри! – она подняла руку, испачканную кровью, и показала Кашинцеву. – Сиденье уже все мокрое!
Кашинцев пожал плечами.
– Как скажешь. Если ты считаешь, что надо…
– Не надо, – прохрипел Гарин.
Он уже балансировал на опасной грани между явью и забытьем. Это было очень соблазнительно – закрыть глаза и потерять сознание.
Тогда станет легче. Проще. Он не будет ничего видеть и слышать, и эта пронзительная боль, грызущая поясницу изнутри (кто-то холодный и рассудительный, засевший в голове, бесстрастно говорил: «Скорее всего, задета почка», и Гарин, улыбаясь, согласно кивал: «Думаю, это правильный диагноз, коллега») на время отступит. Отпустит его.
Но вместе с тем – он понимал, что терять сознание нельзя. Хотя бы ради того, чтобы объяснить этим двум потерянным и перепуганным детям…
– Не надо… – прохрипел Гарин. – Сначала – позвони…
Последнее относилось к Кашинцеву. Гарин слышал весь их разговор с Аленой; он доносился откуда-то издалека; ему стоило немалых усилий собрать разрозненные обрывки фраз в одно целое и, собрав, понять, о чем идет речь.
– Ага. Я сейчас, быстро, – Кашинцев вышел из машины и бросился к ближайшему таксофону. На полпути он вернулся и, открыв дверь, спросил. – Ни у кого из вас нет карточки?
Алена покачала головой.
– Нет. Возьми мобильный, – она включила аппарат, и рука с телефоном бессильно опустилась на сиденье. – Он не работает…
– Ладно. Карточку можно купить в метро, – Кашинцев снова сел за руль, завел двигатель и помчался вперед по шоссе, выглядывая красную букву «М». – Где ближайшая станция?
– Уже близко. Ты что, не знаешь? – спросила Алена.
– Откуда? Я же – не местный. Я – из Питера.
