Кристиан научил ее заманивать мужчин своим телом — исключительно ради охотничьего азарта. Но в его планы не входило, что когда-нибудь она сама захочет управлять событиями. И что если не с первого раза, то со временем у нее это получится.
Вернувшись из Швейцарии, она уже владела этим искусством в совершенстве.
Она ложилась в постель со случайными партнерами. Побеждала их и, победив, порывала отношения. Такими были ее ночи.
Днем была сплошная рутина. Ледяная холодность мачехи. Животные на работе в «Наутилус трэдинге». Контакты с клиентами и выходные в обществе группы. Случайные нападения на тех, кто подвернется.
И тут с ней сблизился Бьярне и внушил ей новые чувства. Наговорил, что она значит больше, чем есть на самом деле. Убедил, будто она что-то собой представляет, что она из тех, кто может дать что-то ему и другим. Что она не виновата в своих прошлых поступках и что ее отец — скотина. Чтобы она остерегалась Кристиана. Что прошлое давно умерло.
Увидев, что она сдалась, Ольбек начал расстегивать брюки. Она слегка ему улыбнулась. Может, он подумает, что ей так нравится, что она все так и задумала. С ней все не так просто, как могло показаться с первого взгляда, и побои — часть ритуала.
Но Кимми улыбалась потому, что знала — он обречен. Улыбнулась, когда он вынул свой член. Улыбнулась, когда почувствовала бедром, что он недостаточно тверд.
— Лежи тихо, тогда все получится, — шепнула она, заглядывая ему в глаза. — Пистолет был игрушечный. Я хотела только напугать тебя. Но ты же это понял, да? — Она слегка приоткрыла рот, чтобы губы казались более пухлыми. — Думаю, я тебе понравлюсь, — сказала она, прижимаясь к нему.
— Я тоже так думаю. — Он опустил взгляд в ее декольте.
— Ты сильный. Чудесный мужчина. — Она прильнула к нему плечом и почувствовала, что он ослабил крепко сжатые ноги.
Тогда она смогла высвободить одну руку и завести его руку к себе между ног. От этого он еще больше расслабился, и она другой рукой смогла взять его член.
— Ты же ничего не расскажешь об этом Праму и остальным, да? — сказала она, обрабатывая его так, что скоро он начал ртом хватать воздух.
Что-что, а про это он ни в коем случае не собирался им рассказывать.
С ними шутки плохи. Это даже он знал.
Кимми и Бьярне прожили вместе год, когда Кристиану надоело на это смотреть.
Она поняла это однажды, когда он выманил всю группу на новое нападение, которое обернулось совсем не так, как бывало прежде. Кристиан утратил контроль над происходящим и в попытке вернуть его натравил остальных на нее.
Дитлев, Кристиан, Торстен, Ульрик и Бьярне. Один за всех, все за одного!
Все это вспомнилось ей слишком отчетливо, когда Ольбек, потеряв терпение, попытался овладеть ею силой.
Она одновременно злилась и радовалась. Ничто не дает такой силы, как ненависть. Ничто так не проясняет мысли, как жажда мести.
Собравшись с силами, она отползла к стене и приподнялась, чувствуя под собой деревянную статуэтку, которой он ее бил, и снова сумела поймать его полуопущенный член. Этого было достаточно, чтобы он остановился. Она снова принялась его обрабатывать, да так, что он чуть ли не плакал.
Достигнув наконец желаемой цели, он едва смог перевести дух. За этот вечер он несколько раз испытал потрясающие ощущения. Его лучшие дни давно миновали, и он почти позабыл чувство близости с женщиной. В полуобморочном состоянии, весь взмокший, Ольбек лежал, уставясь невидящими глазами в потолок. Но там не имелось объяснений, каким образом Кимми вдруг ускользнула от него и теперь лежала, раскинув ноги и нацелив пистолет ему прямо в причинное место, где еще не спало напряжение.
— Хорошенько запомни, скотина, что сейчас чувствуешь, потому что это с тобой в последний раз! — сказала она, поднимаясь на ноги.
Ее переполняло презрение к нему и ощущение, что ее вываляли в грязи.
То же самое она не раз переживала, когда ее предавали близкие люди. Когда отец ее бил за то, что плохо себя вела. Когда она рассказывала мачехе о ком-то, кто ей понравился, и в ответ получала пощечины. Когда родная мать, уже почти забытая, окончательно спиваясь, царапала ее, не понимая, кто перед ней. И наконец, когда Кристиан, Торстен и остальные сделали с ней то, что сделали. Они, которым Кимми больше всех доверяла.
И она уже сама стремилась к ощущению грязи — жизнь выработала в ней зависимость, это чувство давало ей стимул двигаться дальше.
— Вставай, — приказала Кимми, открывая дверь на балкон.
Стоял тихий сырой вечер. Громкие голоса из жилых домов напротив эхом отдавались в бетонных ущельях.
— Вставай!
Она помахала пистолетом и увидела, как расплылась в ухмылке распухшая рожа Ольбека.
— Так ведь это игрушка, — хмыкнул он и медленно двинулся к Кимми, расстегивая молнию на брюках.
Она направила пистолет на статуэтку на полу и выстрелила. Послышался на удивление тихий хлопок, и в спину деревянного Гокке вошла пуля.
Для Ольбека это стало неожиданностью. Он отпрянул, но она снова указала стволом на балкон.
— Что тебе надо? — спросил он, очутившись снаружи, уже совсем другим, очень серьезным тоном, крепко ухватившись рукой за перила.
Она выглянула за ограждение — темнота простиралась внизу, как бездна, способная поглотить все. Ольбек знал это и затрясся.
— Расскажи мне все как есть, — велела Кимми, отступив от перил в тень.
И он рассказал — медленно и обстоятельно. Доложил все свои наблюдения, четко зафиксированные профессиональной памятью. Чего уж тут скрывать? Это всего лишь работа, а сейчас речь шла о гораздо более важных вещах.
Ольбек выкладывал все, в надежде спасти свою жизнь, а Кимми слушала, и перед глазами ее вставали лица старых друзей. Дитлева, Торстена, Ульрика. Ибо сказано: сильные должны сносить немощи бессильных. А также свои собственные. История подтверждает это на каждом шагу.
И когда человеку, стоящему перед ней, стало больше нечего сказать, она заявила:
— Выбирай одно из двух: либо прыгай, либо будешь застрелен. Отсюда лететь шесть этажей. Если прыгнешь, у тебя будет неплохой шанс выжить — внизу кусты. Их для того и сажают так густо.
Ольбек замотал головой: этот вариант не годился. Он повидал многое и знал, что такое невозможно.
— Там внизу нет никаких кустов. — Он выдавил жалкую улыбку. — Только бетон и трава.
— Надеешься на пощаду? А Тину ты пощадил?
Он ничего не ответил и замер, морща лоб и пытаясь убедить себя, что она шутит. Ведь только что она с ним занималась любовью. Ну или хотя бы чем-то вроде того.
— Прыгай, или я выстрелю тебе в причинное место. После этого ты точно не выживешь, обещаю.
