Из гостиной сперва послышалась громкая и сердитая тирада, но потом раздался возглас: «Молодой человек, говоришь?»
По виду хозяйки сразу становилось ясно: это дама из высшего общества, знававшая лучшие дни, чем сейчас, и более интересных мужчин, чем вице-комиссар полиции Карл Мёрк. Лощеных, стройных красоток из журналов вроде «Ее жизнь» Кассандра Лассен уже не напоминала: что ж, за тридцать лет многое может измениться. Японское кимоно было надето так небрежно, что шелковое белье под ним выглядело неотъемлемой частью ее туалета.
При виде Карла она сразу же поняла, что перед ней настоящий мужчина, очевидно, это еще продолжало ее интересовать. Разговаривая, дама сильно жестикулировала, размахивая длинными ногтями прямо перед лицом собеседника.
— Да заходите же скорей, — начала она, приближаясь к Карлу. От нее несло перегаром, впрочем, вполне благородного происхождения: Карл определил, что это было солодовое виски. Знаток, вероятно, назвал бы даже год и прочие подробности — густой запах вполне это позволял.
Повиснув на руке у гостя, Кассандра повела его в ту часть бельэтажа, которую, понизив голос, назвала «my room».
[11]
Там Карл был усажен в кресло, очень близко придвинутое к ее собственному, так что его лицо оказалось прямо напротив ее набрякших век и отвислой груди. Историческое событие!
Но такой интерес к гостю сохранялся лишь до тех пор, пока он не объявил ей, какое дело его сюда привело.
— Вы хотели узнать что-то о Кимми? — Она прижала руку к груди, что должно было означать: либо ты сейчас же уйдешь, либо я больше не выдержу.
Но в нем заговорило мужицкое упрямство ютландского крестьянина.
— Я пришел, потому что наслышан о благородных манерах, принятых в этом доме. Что здесь всегда встретишь любезный прием, по какому бы делу ни пришел.
Однако лесть не возымела действия. Тогда Карл взял со стола графин и наполнил бокал Кассандры, надеясь, что хоть это ее смягчит.
— А что, девчонка еще жива? — спросила хозяйка без малейшего намека на сочувствие.
— Да. Проживает на улицах Копенгагена. У меня есть ее фотография, хотите посмотреть?
Она зажмурилась и отвернулась, будто он сунул ей под нос собачье дерьмо.
Господи! Только этого ей не хватало для полного счастья!
— Не могли бы вы мне рассказать, что подумали вы и ваш муж в восемьдесят седьмом году, узнав, что Кимми и ее друзья попали под подозрение в уголовном деле?
Она снова прижала руку к груди, но на этот раз, кажется, стараясь собраться с мыслями. Затем выражение ее лица изменилось: здравый смысл вступил во взаимодействие с виски.
— Знаете что, мой друг, честно говоря, мы были тогда не очень-то в курсе. Понимаете, мы много путешествовали. — Она повернулась к нему лицом и постаралась сориентироваться в обстановке. — Как говорится, путешествия — это эликсир жизни. Мы с мужем нашли множество замечательных друзей. Наш мир — дивное место. Как по-вашему, господин…
— Мёрк. Карл Мёрк. — Он слегка поклонился. Такую черствость найдешь, пожалуй, разве что в сказках братьев Гримм! — Да, вы, наверное, правы.
Ей незачем знать, что, кроме единственной туристической поездки на автобусе на Коста-Брава, где Вигга общалась с местными художниками, а Карл жарился на пляже с пенсионерами, он никогда особо не отдалялся от Копенгагена.
— Вы думаете, были какие-то основания подозревать Кимми? — спросил он.
Она поджала губы, вероятно, в попытке придать своему лицу серьезное выражение:
— Знаете что? Кимми была никчемной девчонкой. Она даже дралась. Да, да! Когда была еще совсем маленькой! Колотила руками, как барабанными палочками, когда что-то было ей не по нраву. Вот так! — Женщина попыталась продемонстрировать, как это выглядело, отчего спиртной дух разнесся по всей комнате.
«Какой нормальный ребенок не пытался это проделывать? — подумал Карл. — Тем более при таких-то родителях!»
— Да что вы! И когда подросла, она вела себя так же?
— Еще бы! Ужасная была девчонка! Какими только словами меня не обзывала! Вы себе представить не можете!
Почему же, вполне мог.
— И еще путалась с кем попало.
— Путалась?
Женщина принялась растирать руки, покрытые тонкими синими жилками. Только тут Карл разглядел, что ее суставы искорежены подагрой. Бокал уже был пуст — ну что же, у каждого свое обезболивающее.
— Так вот, она вернулась из Швейцарии и стала кого попало водить в дом. Скажу напрямик: она могла спариваться, как животное, не позаботившись и дверь закрыть, даже если я была дома и могла пройти мимо! — Женщина покачала головой. — Нелегко мне пришлось, оставшись одной, господин Мёрк. — Она поникла и посмотрела на него помрачневшим взглядом. — Да, к тому времени Вилли, отец Кимми, уже забрал свои вещи и был таков. — Она вновь отпила из наполненного бокала. — Как будто я стала бы его удерживать! Этот старый… Вы тоже одиноки, господин Мёрк?
Она кокетливо улыбнулась, показав потемневшие от красного вина зубы, и с ясным намеком повела плечами. Это выглядело карикатурно.
— Да, одинок, — сказал он, принимая вызов, и посмотрел ей в глаза долгим взглядом.
Медленно приподняв брови, она опять отпила из бокала; над его краем видны были только моргающие короткие ресницы. Давно уже на нее так не глядел ни один мужчина.
— Вы знали, что Кимми была беременна? — спросил Карл.
Кассандра набрала в грудь воздух и на секунду, казалось, ушла в себя. На лице у нее отражалась напряженная работа мысли. Но скорее ее покоробило слово «беременна», нежели мучили сожаления о несостоявшейся человеческой жизни. Ведь сама она, насколько было известно Карлу, детей не имела.
— Да, — холодно произнесла она наконец. — Это так. Чего еще было ожидать от такой девчонки?
— И что потом?
— Потом она, конечно, потребовала денег.
— И получила?
— Только не от меня! — Забыв о флирте, Кассандра посмотрела на Карла с глубочайшим презрением. — Но отец дал ей двести пятьдесят тысяч крон и попросил больше к нему не обращаться.
— Вы получали от нее какие-то вести?
Она помотала головой. Ее взгляд говорил: и слава богу!
— Вы знаете, кто был отцом ребенка?
— Да, наверное, тот придурок, который сжег лесоторговое предприятие своего отца.
— Вы говорите о Бьярне Тёгерсене? Тот, которого посадили за убийство?
— Кажется, да. Уже не помню, как его звали.
— Понятно.
Это была отъявленная ложь. Сколько бы она ни выпила, такого не забудешь.
— Кимми жила здесь еще некоторое время. Вам это нелегко далось, как вы сказали.
