– Полночи сегодня не спал, врачиха говорит, колики в животе… – И через паузу, будто брюзжа: – Не нравится мне эта массажистка, слушай. Зачем она животик-то ему массирует? Надо другую массажистку найти… – И опять зевнул. И содрогнулся от своего зевка, сильно, всем телом. Сонно хлопнув ресницами, посмотрел на Соню так, будто требовал, чтобы она немедленно его пожалела. Оглянувшись на ребенка, добавил тем же жалобным тоном: – Я ночью вдруг испугался, что он проснется и упадет… Вот, из одеяла гнездо сделал. Нормально так, ага? Он в кроватке плохо спит, со мной рядом лучше засыпает…
– Да… Да, нормально…
Дрожа и глотая слезы, Соня подошла к кровати, легла рядом с сыном. Потянула ладонь, чтобы отереть влажный лобик.
– Не, не трогай его… Он чутко спит, проснется. Говорю же, полночи не спал… Черт, голова ничего не соображает, прямо туман в глазах плывет… Спать хочу.
– Ты спи, Олег. Спи. А проснешься – иди, куда хочешь. Ну, в общем… Прости меня, ты свободен. Прости… А мы Коленькой проживем как-нибудь.
– Ага, щас… Разбежалась. Кто ж тебе его отдаст, интересно? Он мой сын…
– И мой.
– Да, Соньк. И твой. Он наш с тобой сын.
В повисшей меж ними паузе, ей показалось, зашевелился воздух. А может, это был вовсе не воздух?.. Может, это было поруганное некогда взаимное счастье – быть друг с другом, видеть друг друга, любить… Может, это была мелодия «Отель «Калифорния»? Да мало ли что могла вместить эта пауза. Много всего. Всего того, что они потеряли, поддавшись кто чему – кто мужскому страху, а кто обиженному материнскому инстинкту. Пока изнемогала в плену Любовь…
Олег лег по другую сторону Николеньки, смешно вытянул губы трубочкой, осторожно подул ему на лобик. Соня подняла руку, чтобы поправить одеяло, он поймал ее ладонь. Обе ладони сплелись в замке над спящим ребенком так крепко, что побелели костяшки пальцев.
Соне пришлось плакать тихо, в подушку, чтобы не разбудить сына Колю. Коленьку. Николашу. Коляна. Кольку…
