– Я должна знать все, что связано с этими рисунками.
– Мне больше ничего неизвестно. А тебе это зачем? – спросила Скарпетта, не спуская глаз с напряженного лица Люси. – Что с тобой происходит?
Люси смотрела прямо на дорогу. Что бы такого насочинять? У нее это всегда здорово получалось. Она умела так преподать вымысел, что ни у кого не возникало и тени сомнения. Она помнила все свои россказни и никогда не попадала впросак. На все поступки у нее находилось логическое объяснение, с которым трудно было спорить.
– Ты, наверное, проголодалась, – мягко сказала Скарпетта. Сейчас она говорила с Люси так, словно та все еще была трудным ребенком, который под необузданным поведением пытается скрыть свою тайную боль.
– Когда ты не знаешь, что со мной делать, то всегда пытаешься меня накормить, – тихо ответила Люси.
– Раньше это помогало. Когда ты была маленькой, то за мою пиццу готова была сделать что угодно.
Люси промолчала. В красноватом свете фонарей ее лицо казалось чужим и недобрым.
– Люси? Ты хоть раз посмотришь на меня за сегодняшний вечер? Может, все-таки улыбнешься?
– Я столько глупостей наделала. Все время какие-то случайные связи. Мне наплевать на всех. Вот позавчера в Провинсе опять не удержалась. Дело в том, что я не хочу ни с кем сближаться. Хочу быть одна и ничего не могу с этим поделать. В этот раз я вела себя по-настоящему глупо. На самом деле мне все равно. Я и гроша ломаного не дам за такие свидания.
– Я не знала, что ты была в Провинсе, – заметила Скарпетта. Казалось, сексуальная ориентация Люси ее ничуть не беспокоит. – Раньше ты была осмотрительней.
– Тетя Кей, я больна.
Глава 37
В луче фонарика появился паук, закрывавший всю его ладонь. Так близко он его еще не подносил. Темный силуэт застыл в нескольких дюймах от ее лица. Он посветил на ножницы, которые положил на матрас чуть раньше.
– Проси прошения, – опять повторил он. – Ты сама во всем виновата.
– Прекрати творить зло, пока еще не поздно, – ответила Эв.
Он подтолкнул ножницы поближе к ней.
Может, он нарочно провоцирует ее? Она с трудом различала их даже при свете фонаря. Эв опять прислушалась, надеясь услышать голоса мальчиков и Кристин. Паук у ее лица казался ей большим расплывшимся пятном.
– Ничего этого могло и не быть. Ты сама навлекла на себя несчастье. А теперь пришел час расплаты.
– Еще не поздно все исправить, – твердо сказала она.
– Тебя постигнет кара. Проси прошения.
Сердце у нее заколотилось. От ужаса к горлу подкатила тошнота. Но она не будет просить прощения, она не совершила никакого греха. Если она попросит прошения, он ее убьет. Она подсознательно чувствовала это.
– Проси прошения!
Она продолжала упорствовать.
Он приказывал ей просить прощения, а она сопротивлялась. Потом начала молиться. Эта безмозглая дуреха молилась своему ничтожному божку. Если бы ее Бог чего-то стоил, она бы не оказалась на этом матрасе.
– Мы сделаем вид, что ничего не произошло, – хрипло сказала она.
Он видел, что она умирает от страха, и снова требовал, чтобы она просила прощения. Молитвы не очень-то прибавили ей смелости. Паук поверг ее в ужас. Ноги ее так и подскакивали на матрасе.
– Бог тебя простит. Если ты раскаешься и отпустишь нас, он тебя простит. Я не буду звонить в полицию.
– Конечно, не будешь, и никому ничего не скажешь. Тех, кто болтает, постигает кара, такая страшная, что ты и представить себе не можешь. Его зубы могут прокусить палец до самого ногтя. Некоторые тарантулы могут жалить по многу раз.
Паук уже почти касался ее лица. Она отдернула голову.
– Они не перестают жалить, пока их не оторвешь. Если он перекусит тебе артерию, ты умрешь. А если выстрелит волосками в глаза, ты ослепнешь. Это очень больно. Проси прошения.
Той девушке Свин тоже приказал просить прощения. Он вспомнил, как закрыл старую деревянную дверь с облупленной краской, вспомнил матрас на грязном полу. В его ушах все еще стоял скрежет лопаты, роющей землю. Он ведь велел ей молчать после того, как сделал это. Предупредил, что тех, кто болтает лишнее, Бог сурово наказывает.
– Моли о прошении. Бог простит тебя. Проси прощения!
Он направил ей свет в глаза. Зажмурившись, она отвернула лицо, но он продолжал светить. Такая не заплачет.
А вот та девочка, с которой он поступил плохо, начала лить слезы. Он сказал, что она еще не так заплачет, если кому-нибудь расскажет об этом. Но она все-таки рассказала, и Свину пришлось признаться – потому что это было правдой, – что он действительно поступил с ней плохо. Но мать Свина не поверила и сказала, что ее сын не мог этого сделать. Он просто болен и сам не знает, что несет.
Там было холодно и шел снег. Ему было трудно представить, что на свете может быть такая погода. Правда, он видел снег по телевизору и в кино, но сам никогда не попадал в такой холод. Он помнил, как в окне машины, на которой его привезли, появились старые кирпичные здания, помнил приемную, где они с матерью ждали доктора. Небольшое ярко освещенное помещение, где сидел еще один человек, который шевелил губами, закатывал глаза и разговаривал сам с собой.
Потом мать вошла в кабинет и долго разговаривала с доктором, а Свин сидел и ждал ее в приемной. Она сказала доктору, что все, в чем признался ее сын, не может быть правдой. Он просто очень болен, это чисто семейное дело, его надо подлечить, чтобы он не болтал такие вещи, от которых страдает репутация семьи.
Она действительно не могла поверить, что ее сын мог совершить такое.
– Ты немного не в себе, – сказала она ему. – Это не твоя вина. Ты такой впечатлительный, придумываешь невесть что и выдаешь это за правду. Я буду за тебя молиться. И ты тоже молись, проси Господа простить тебя, скажи ему, что ты больше не будешь обижать людей, которые тебе ничего плохого не сделали. Я знаю, что ты болен, но все равно так вести себя нельзя.
– Я сейчас посажу его на тебя, – сказал Свин, поднося к ней фонарик. – Если сбросишь его, как она, то пожалеешь, что на свет родилась. – Он слегка стукнул ее прикладом в лоб.
– Как тебе не стыдно!
– Прекрати бубнить одно и то же.
Он ударил ее сильнее, и она закричала. Усилив свет фонаря, он направил его на ее распухшее изуродованное лицо. Оно был в крови. Когда та, другая, сбросила паука на пол, его брюшко треснуло и из него тоже потекла кровь. Желтая кровь. Свину пришлось замазывать ранку клеем.
– Проси прощения. Она же просила. Сказать тебе, сколько раз она это повторила?
Он представил, каково ей ощущать мохнатые паучьи лапы на своем голом плече, чувствовать, как паук проползает по ней, останавливается и приникает к телу. Содрогаясь, она смотрела на ножницы, лежавшие на матрасе.
