– Как дела? – спросила она.
– Трудно сказать, – ответила я.
Если ответ и показался ей странным, она не подала виду.
– Пожалуйста, идите за мной. Мы поговорим, пока я буду приводить себя в порядок. Потом выпьем кофе.
Она провела меня в небольшую раздевалку и кинула халат в корзину для белья. Мы обе вымыли руки дезинфицирующим мылом, а она, кроме того, помыла им лицо и вытерлась жестким синим полотенцем.
– Доктор Стван, – начала я, – очевидно, что я приехала не для дружеской беседы или ради интереса к вашей системе судебно-медицинской экспертизы. Мы с вами обе понимаем это.
– Разумеется, – ответила она, встретив мой взгляд. – Я не слишком подхожу для светских визитов. – Она слегка улыбнулась. – Да, мы виделись в Женеве, доктор Скарпетта, но не общались. Действительно досадно, тем более там было мало женщин.
Она говорила, пока мы шли по коридору.
– Когда вы позвонили, я знала, о чем пойдет речь, потому что это я попросила вызвать вас сюда, – добавила она.
– Вы заставляете меня волноваться, – произнесла я. – А мне в последнее время приходится нервничать достаточно часто.
– У нас одна цель. Если бы вы были на моем месте, я бы приехала к вам, понимаете? Я бы стала убеждать вас, что это необходимо прекратить и нельзя допустить продолжения подобного. Мы не можем позволить, чтобы умирали женщины. Сегодня в Америке, в Ричмонде. Этот Оборотень – чудовище.
Мы вошли в ее кабинет, где не было окон и всюду лежали груды папок, журналов и рассыпанные стопки листков с заметками. Она подняла трубку и, набрав внутренний номер, попросила кого-то принести кофе.
– Прошу вас, устраивайтесь поудобнее, если найдете место. Я бы с удовольствием убрала бумаги, но мне некуда их сложить.
Я придвинула стул поближе.
– В Женеве я чувствовала себя не в своей тарелке, – сказала она, закрывая дверь. – Причиной отчасти является здешняя французская система. Здесь судебно-медицинские эксперты абсолютно изолированы; это не изменилось, пока я работаю, скорее всего так и не изменится. Нам не разрешают делиться сведениями, и это не всегда плохо, потому что мне нравится работать одной.
Она закурила.
– Я составляю список повреждений, а полиция при необходимости рассказывает о случившемся. Если преступление требует особого отношения, я сама разговариваю с магистратом и, возможно, получаю то, в чем нуждаюсь, а нередко не получаю. Иногда, когда я поднимаю этот вопрос, мне не дают возможности проводить лабораторные исследования; понимаете, о чем я говорю?
– Значит, в каком-то смысле, – поняла я, – ваша работа заключается лишь в том, чтобы установить причину смерти.
Она кивнула.
– В каждом случае судья поручает мне определить причину смерти, и это все.
– Вы не занимаетесь расследованием?
– Не так, как у вас. И не так, как мне этого хотелось бы, – ответила она, выпуская дым. – Видите ли, проблема правосудия во Франции в том, что магистрат является независимым органом. Я никому не подотчетна – только назначившему меня судье. И только министр юстиции имеет право отозвать дело и передать его другому магистрату. Иначе говоря, если возникает проблема, у меня нет полномочий ее решить. Судья делает с моими отчетами все, что считает нужным. Если я говорю, это убийство, а он не согласен со мной, будет так, как он решил. И это не моя проблема. Это закон.
– Он может изменить отчет? – Меня возмутила сама мысль об этом.
– Именно так. Я одна против всех. Полагаю, вы тоже.
Мне не хотелось даже думать, насколько я одинока.
– Я убеждена, что у нас возникнут большие неприятности – особенно у вас, – если кто-то узнает о нашем разговоре, – сказала я.
Она жестом остановила меня. Дверь открылась, в комнату вошла та же молодая женщина, которая ранее сопровождала меня; она несла поднос с кофе, сливками и сахаром. Доктор Стван поблагодарила ее и сказала что-то по-французски, я не разобрала что. Женщина кивнула и тихо вышла, закрыв за собой дверь.
– Я попросила ее принимать все звонки, – пояснила доктор Стван. – Должна сразу вам сообщить, что я очень уважаю магистрат, который назначил меня на это дело. Но на них оказывают давление, если вы понимаете, о чем я говорю. Давят даже на министра юстиции. Не знаю, откуда оно исходит, но по этим делам не проводилось ни одного лабораторного исследования, и поэтому прислали вас.
– Прислали? Я думала, что приехала по вашей просьбе.
– С чем вы пьете кофе? – спросила доктор Стван.
– Кто сказал, что меня прислали?
– Конечно, вас послали выведать все мои секреты, и я с удовольствием поделюсь ими. Сахар, сливки?
– Черный.
– Когда в Ричмонде убили женщину, мне пообещали, что вас направят сюда, если я соглашусь поговорить с вами.
– Иначе говоря, вы не просили, чтобы я приехала?
– Я бы никогда об этом не попросила, потому что я и представить не могла, что мою просьбу выполнят.
Я подумала о частном самолете, потом "конкорде" и обо всем остальном.
– Можно сигарету? – попросила я.
– Извините, не предложила. Не знала, что вы курите.
– Я не курю. Это исключение. Исключение, которое длится около года. Вам известно, кто меня послал, доктор Стван?
Я подумала о сенаторе Лорде.
– У меня больше нет сил работать с жертвами Оборотня. Уже восемь женщин, – произнесла она, глядя вдаль. В ее застывшем взгляде читалась боль.
– Что я могу сделать для вас, доктор Стван?
– У нас нет доказательств того, что убитые были изнасилованы, – сказала она, – или имели анальные повреждения. Я взяла мазки со следов укусов: очень странные следы с отсутствующими молярами, неправильным прикусом и мелкими зубами. Я собрала волосы и все, что можно. Но вернемся к первому случаю с очень странными последствиями. Как можно было ожидать, судья отдал распоряжение предоставить все улики в лабораторию. Шли недели, месяцы, но результаты исследований так и не поступили. После этого я поняла, что к чему. Во всех последующих случаях, которые приписывались Оборотню, я уже не просила исследовать улики в лаборатории.
Она немного помолчала, думая о чем-то.
Затем продолжила:
– Он странный, этот Оборотень. Кусает ладони, ступни. Должно быть, для него это что-то значит. Никогда не встречала ничего подобного. А сейчас вы должны бороться с ним так, как это делала я.
Она остановилась, как будто ей было неловко произнести следующие слова.
– Пожалуйста, будьте осторожны, доктор Скарпетта. Он придет за вами, как пришел за мной. Видите ли, я та жертва, которая осталась в живых.
