Сердце и легкие Ким Люонг были в пределах нормы.
– По-моему, это чувствует большинство.
Марино становился все более воинственным, как будто ярость по поводу того, что случилось с этой женщиной, заставляла его ощущать себя таким же беззащитным, какой была она.
– Думаю, Люси испытывает такое же чувство, – произнес он. Я взглянула на него, отказываясь верить своим ушам.
– По-моему, она просто ждет возможности. И если она от него не избавится, то закончит официанткой в придорожном ресторане.
– Замолчи, Марино.
– Правда режет глаза, так ведь? По крайней мере я признаюсь в этом чувстве. Возьмем, например, козла, который это сделал. Что касается меня, то мне хочется привязать его к стулу за руки и за ноги, засунуть в глотку пистолет и спросить, есть ли у него дантист, потому что скоро он ему понадобится.
Селезенка, почки и печень тоже были в порядке.
– Потом я бы приставил пистолет к глазу и попросил посмотреть, не нужно ли мне почистить ствол.
В желудке женщины находились остатки пищи, скорее всего курицы с рисом и овощами, и я вспомнила пластиковый контейнер и вилку, найденные в бумажном пакете рядом с ее сумочкой и пальто.
– Черт побери, может, я даже отойду на несколько шагов, как в долбаном тире, прицелюсь и посмотрю, как ему это нравится.
– Прекрати! – воскликнула я.
Он замолчал.
– Черт возьми, Марино, что на тебя нашло? – спросила я, держа в одной руке скальпель, в другой – пинцет.
Некоторое время он не произносил ни слова, пока я старалась занять его, поручая сделать то или это.
Потом он сказал:
– Девушка, которая вчера подбежала к "скорой помощи", – подруга Ким, работает официанткой в "Шоуни", а по вечерам учится в Виргинском университете. Они вместе снимали квартиру. Она вернулась домой после лекций, не имея представления, что случилось, и вдруг звонит какой-то идиот-репортер и спрашивает: "Как вы расцениваете случившееся?"
Марино замолчал. Он не отрываясь смотрел на препарированное тело с раскрытой, отсвечивающей красным грудной клеткой и бледными ребрами, которые изящным изгибом нависали над идеально прямым позвоночником. Я включила хирургическую пилу.
– Подруга не могла назвать ни одного знакомого Ким, который показался бы ей ненормальным. Никто не заходил в магазин, не приставал к ней и не угрожал. На прошлой неделе, во вторник, сработала сигнализация на той же задней двери, но это часто случается. Люди забывают, что задняя дверь под охраной, – с отсутствующими глазами продолжал Марино. – Похоже, что убийца просто-напросто вдруг вырвался из ада.
Я начала пропиливать череп – через области, раздробленные и разбитые неистовыми ударами предмета или предметов, которые я не могла идентифицировать. В воздух поднялась сухая костная пыль.
Глава 26
К полудню дороги оттаяли достаточно для того, чтобы на работу приехали остальные прилежные, но безнадежно застрявшие в пути сотрудники криминалистической лаборатории. Я решила сделать обход комнат.
Прежде всего я зашла в отдел судебной биологии, огромное помещение площадью почти тысячу квадратных метров, куда имели доступ лишь несколько сотрудников, у которых были магнитные карты для электронных замков. Сюда люди не забегали поболтать. Следуя по коридору, они на ходу бросали взгляды на работавших за стеклом ученых в белых халатах, но редко приближались к самому стеклу.
Я нажала кнопку переговорного устройства и спросила Джейми Куна.
– Сейчас найду его, – отозвался голос.
Открыв дверь, Кун тут же протянул мне длинный новый лабораторный халат, перчатки и маску. Здесь огромное внимание уделяли заботе о чистоте образцов ДНК, особенно сейчас, когда в суде может быть подвергнута сомнению стерильность каждого микротома, холодильника, пипетки, перчатки и даже ручки, которой маркируют анализы. Меры предосторожности, принятые в лаборатории, были почти такими же суровыми, как процедуры стерилизации в операционной.
– Мне жаль вас отрывать, Джейми – сказала я.
– Вы всегда так говорите, – заметил он. – Входите.
Перед нами находились три шлюзовые камеры – при входе в каждую приходилось надевать свежий халат. Липкая бумага на полах предназначалась для очистки подошв. Процесс повторился еще дважды, чтобы вошедший не смог пронести грязь из одного шлюза в другой.
Сотрудники работали в просторном, ярко освещенном помещении, где стояли черные лабораторные столы с компьютерами, ванны, герметичные емкости и вытяжные ламинарные шкафы. На отдельных столах были аккуратно расставлены баночки с реактивами, автокапельницы, полипропиленовые пробирки в штативах. Реагенты, или вещества, нужные для работы, изготавливались в больших объемах из химических препаратов высокой чистоты. Их регистрировали под уникальными номерами и хранили в небольших емкостях отдельно от остальных реактивов.
Загрязнение сдерживали с помощью индексирования образцов, тепловой денатурации, ферментативного сбраживания, многопрофильного отбора, повторных анализов, ультрафиолетового и ионизирующего излучений, строгого контроля, а также проб, которые брали у здоровых добровольцев. Если что-то не срабатывало, исследователь просто прекращал работу над конкретными образцами. Через несколько месяцев он, возможно, проводил опыты над ними или больше никогда не возвращался к ним.
Полимеразная цепная реакция позволяла получать результаты анализа ДНК через несколько дней, а не недель, как было ранее. Теперь краткая тандемная дупликация давала Куну возможность завершить анализ за один день, если, конечно, имелся образец тканей для исследования, но в моем случае тканей не было – только светлые волоски с одежды неопознанного трупа в контейнере.
– Очень жаль, – сказала я, – потому что, кажется, я нашла похожие волоски в другом месте. На этот раз на теле женщины, убитой прошлым вечером в "Куик-Кэри".
– Погодите. Я не ослышался? Волосы с одежды "человека из контейнера" соответствуют волосам, найденным на ней?
– Похоже на то. Как видите, это срочно.
– Вынужден вас разочаровать, – заявил Кун. – Эти волосы не с кошки и не с собаки. Они человеческие.
– Не может быть, – ответила я.
– Это абсолютно верно.
Кун был крепким, энергичным молодым человеком, которого трудно было чем-то удивить. Не помню, когда в последний раз видела у него горящие глаза.
– Тонкие, непигментированные, рудиментарные, – продолжал он. – Младенческие. Может быть, у этого парня дома был ребенок. Но два случая? На убитой точно обнаружены те же волосы?
– У младенцев не бывает волос длиной пятнадцать сантиметров, – возразила я. – Именно такие я нашла на ее теле.
