Он молча посмотрел на клуб ароматного дыма.
– Пожалуй, да. А почему вас так интересует список рекомендуемой Ронни литературы? Он посмотрел мне в глаза.
– "Парижская форель" лежала у Дженнифер Дейтон возле кровати. В книжке оказалось стихотворение, которое, я думаю, написал для нее Уоддел. Это не существенно. Просто интересно.
– Существенно, иначе вы бы об этом не спросили. Вы считаете, что Ронни, вероятно, посоветовал прочесть роман ей по тем же самым причинам, что и мне. Ему казалось, что он похож на его историю. И это возвращает нас к вопросу о том, что же он мог рассказать мисс Дейтон. Другими словами, какую его тайну она унесла с собой?
– И какие же у вас мысли на этот счет, мистер Грумэн?
– Я думаю, скрывались какие-то злостные нарушения и волею судьбы Ронни оказался посвященным в то, что происходило. Возможно, это связано с тюремными порядками, с процветающей там коррупцией. Жаль, хотелось бы знать.
– Но зачем что-то скрывать перед смертью? Почему бы не рискнуть и не рассказать обо всем?
– Это было бы, пожалуй, самым логичным из всего, что можно придумать. И вот теперь, когда я терпеливо и красноречиво ответил на ваши пытливые расспросы вам, может быть, удастся лучше понять, почему я так ревностно выяснял о возможных нарушениях в отношении Ронни до его казни. Возможно, вы теперь лучше поймете, почему я являюсь таким страстным противником смертной казни, считаю ее жестокой и противоестественной мерой наказания. Тем более, если к этому еще прилагаются синяки, ссадины и кровотечения из носа.
– Ничто не указывало на физическую расправу, – сказала я. – Наркотиков мы тоже не обнаружили. Вы же получили мой отчет.
– Весьма уклончиво, – заметил Грумэн, выбивая из трубки остатки табака. – Вы сегодня пришли сюда, потому что что-то от меня хотите. Я многое рассказал вам в диалоге, который вовсе не обязан был с вами вести. Однако я сам хотел этого, потому что постоянно стремлюсь к справедливости и правде, несмотря на то, каким могу казаться вам. И есть еще одна причина. Моя бывшая студентка попала в беду.
– Если вы имеете в виду меня, то, позвольте, я напомню вам ваши же слова. Не делайте предположений.
– Думаю, это не предположение.
– В таком случае я должна признаться в полном недоумении по поводу столь неожиданного приступа благотворительности, которую вы, по вашим словам, демонстрируете по отношению к вашей бывшей студентке. Честно говоря, мистер Грумэн, слово «благотворительность» у меня никогда не ассоциировалось с вами.
– В таком случае вы, вероятно, не понимаете полного смысла этого слова. Акт или чувство доброй воли, пожертвование в пользу нуждающегося. Благотворительность заключается в том, чтобы давать кому– то, в чем он нуждается и что ты хочешь ему дать. Я всегда давал вам то, в чем вы нуждались. Я давал вам то, что вам нужно, когда вы были студенткой, и я даю вам то, что вам нужно, сегодня, хотя выглядит это по-разному, потому как разнятся и нужды.
Я старый человек, доктор Скарпетта, и вы, наверное, думаете, что я вас не очень-то помню по Джорджтауну. И я, возможно, удивлю вас тем, что помню вас достаточно хорошо, потому что вы относились к тем студентам, которые подавали большие надежды. Я не считал, что вам нужны поглаживания по головке и рукоплескания. Опасность для вас заключалась не в том, что вы потеряете веру в себя и в свои блестящие умственные способности, а в том, что могли бы потерять себя. Вы думаете, когда вы были сама не своя на моих занятиях, я не знал почему? Вы думаете, я не знал о вашем увлечении Марком Джеймсом, который, кстати, по сравнению с вами обладал весьма посредственными способностями. И если казалось, что я зол на вас или очень строг с вами, то лишь потому, что я хотел вашей сосредоточенности. Я хотел разозлить вас. Я хотел, чтобы вы ожили на занятиях по праву, а не только купались в вашей влюбленности. Я боялся, что вы упустите свой блестящий шанс из-за избытка эмоций и гормонов. Знаете, однажды начинаешь сожалеть о том, что когда-то принял подобное решение. Просыпаешься в одиночестве, а впереди тебя ждет одинокий пустой день, и нечего ждать в будущем – только пустые недели, месяцы и годы. Я стремился к тому, чтобы вы не растратили свои таланты и не махнули рукой на свои способности.
Я смотрела на него в изумлении, чувствуя, как начинает пылать мое лицо.
– Я никогда искренне не хотел вас оскорбить или выказать по отношению к вам какое-то неуважение, – продолжал он тихо, но убедительно, отчетливо произнося каждое слово, что придавало его выступлениям в зале суда особую внушительность. – Все это тактика. Адвокаты известны тем, что применяют разную тактику. Мы пользуемся «подрезками», «подкрутками», «подсечками» и скоростью для достижения необходимого эффекта. В основе всего того, что я из себя представляю, лежит искреннее и горячее желание сделать своих студентов стойкими и гарантировать их от заблуждений в этом далеком от совершенства мире, в котором мы живем. И, глядя на вас, я не чувствую разочарования. Возможно, вы являетесь одной из наиболее выдающихся личностей, которые у меня учились.
– Почему вы мне все это говорите? – спросила я.
– Потому что на этом этапе вашей жизни вам необходимо это знать. У вас, как я уже говорил, неприятности. И гордость не позволяет вам признаться в этом.
Я молчала, в голове возникали противоречивые мысли.
– Я помогу вам, если вы позволите.
Если он говорил правду, то и я должна отплатить ему тем же. Я бросила взгляд на его открытую дверь и подумала, как просто было бы сюда проникнуть кому-нибудь. Я представила, как несложно будет его кому-то подстеречь, когда он, прихрамывая, пойдет к своей машине.
– Если подобные обвинения будут продолжать появляться в газетах, например, вам надлежит разработать стратегию, и не одну...
Я прервала его.
– Мистер Грумэн, когда вы в последний раз видели Ронни Джо Уоддела?
Задумавшись, он посмотрел наверх.
– В последний раз я был в непосредственной близости от него по крайней мере год назад. Обычно большинство наших бесед проходило по телефону. Я бы оставался с ним до самого конца, если бы он позволил, как я уже рассказывал.
– Значит, вы и не видели его, и не говорили с ним, когда его предположительно перевели на Спринг-стрит незадолго до казни.
– Предположительно? Какое любопытное слово вы использовали, доктор Скарпетта.
– Мы не можем доказать, что тринадцатого декабря казнили именно Уоддела.
– Вы, конечно, шутите.
На его лице появилось неподдельное изумление. Я объяснила ему все, что произошло, включая тот факт, что Дженнифер Дейтон была убита и что на стуле из столовой в ее доме был обнаружен отпечаток пальца Уоддела. Я рассказала ему об Эдди Хите и Сьюзан Стори и о том, что кто-то проникал в АСИОП. Когда я закончила, Грумэн продолжал неподвижно сидеть, пристально глядя на меня.
– Боже мой, – пробормотал он.
