– Я могу пока поработать над фоном, – пробормотал он. – Мне нужно еще часа три с утра, в это время нужное освещение.
Кирби хотела возразить, но промолчала. Художник мог позволить себе быть грубым, когда полностью захвачен творческим процессом. Размяв затекшие мышцы, она подошла к нему, желая взглянуть на картину.
– Ты хорошо передаешь свет, – заметила она. – Он подчеркивает достоинства, в меру яркий и контрастирует с выбранной цветовой гаммой. – Она внимательно рассматривала еще расплывчатые черты собственного лица, тона и оттенки, с помощью которых Адам оживлял ее образ на полотне. – И все же здесь есть хрупкость, непонятная мне.
– Может, я знаю тебя лучше, чем ты сама.
Кисть продолжала скользить по полотну.
Сложив руки, Кирби отошла. Нужно сделать это быстро, она должна это сделать, должна это сказать…
– Адам… – невнятно проговорила она, обращаясь к его спине. – Я люблю тебя.
– Угу…
Некоторые женщины почувствовали бы себя раздавленными, других охватила бы ярость. Кирби же только улыбнулась и отбросила волосы. Жизнь редко поворачивается так, как ожидаешь.
– Адам, не мог бы ты уделить мне немного внимания. – Она продолжала улыбаться, хотя костяшки пальцев побелели от напряжения. – Я влюбилась в тебя.
Вторая попытка. Его кисть с коралловой краской на кончике замерла в нескольких дюймах от полотна. Он медленно опустил ее и обернулся. Кирби смотрела прямо на него со слабой улыбкой, пальцы сжались в кулаки до боли. Она не ожидала от него ответа и не требовала его.
– Я говорю это не для того, чтобы давить на тебя или смутить. – Она взволнованно облизнула губы. – Просто мне кажется, ты должен знать. – Слова понеслись вперед, толкаясь и мешаясь. – Понятно, мы не очень хорошо знаем друг друга, но иногда случается именно так. Ничего не могу поделать. И ничего от тебя не жду, ни временного, ни постоянного.
Адам продолжал молчать, она почувствовала первый приступ паники, с которым не в силах совладать. Неужели она все испортила? Улыбка стала еще слабее.
– Мне надо переодеться, – легко произнесла она. – Из-за тебя я пропустила ланч.
Кирби была уже почти у двери, когда Адам остановил ее. Коснулся ее плеч, ощутил, насколько она напряжена, прочел все, что скрывало ее сердце, сердце которое никогда не будет принадлежать другому мужчине.
– Кирби, ты самая удивительная женщина, которую я когда-либо встречал.
– Да, многие так говорят. – Она должна как можно быстрее выбраться отсюда. – Ты спустишься или мне прийти с подносом?
– Кто еще мог бы так просто и бескорыстно признаться в любви, а потом уйти, даже ничего не спросив? Ты с самого начала поступала не так, как я ожидал. – Он легко коснулся губами ее волос, она едва это почувствовала. – Неужели ты не дашь мне шанса ответить?
– Это не обязательно.
– Нет, обязательно. – Он развернул ее и обхватил лицо руками. – И мне хочется держать тебя в объятиях, когда я говорю, что люблю тебя.
Она стояла очень прямо и спокойно произнесла:
– Не надо меня жалеть, Адам. Я не смогу этого вынести.
Адам не стал произносить все те милые, романтичные слова, которые каждая женщина мечтает услышать после признания в любви. Традиционные, банальные вещи, которые предлагает мужчина, когда дарит себя, не для Кирби. Он просто сказал, приподняв бровь:
– Если ты не рассчитывала на взаимность, придется смириться с реальным положением дел.
Мгновение она молчала, готовая пойти на любой риск, если будет уверена. Посмотрев в его глаза, она улыбнулась. Плечи расслабились.
– Ты сам напросился.
– О боже! Теперь я вынужден жить с этим.
Она прижалась к нему, улыбка исчезла.
– Ты нужен мне, Адам. Даже не представляешь насколько.
Он крепко держал ее.
– Я знаю.
Глава 9
Любить и быть любимой. Это приводило Кирби в замешательство, пугало, воодушевляло. Ей требовалось время, чтобы испытать и принять это. Понимание не имело значения, когда эмоции захлестнули ее. Всю жизнь она была счастлива, но теперь ей представилось нечто большее. Ей даровали смех в полночь, нежные слова на рассвете, руку, за которую можно ухватиться, и сердце. В качестве цены – ее независимость и преданность, ранее принадлежавшая лишь отцу.
Любовь для нее значила всеобъемлющее единение. Все, что у нее было, все, что она чувствовала, принадлежало Адаму. И этого уже не изменить. Кирби не могла сконцентрироваться на творчестве, поэтому решила выйти из студии и найти Адама.
В доме царило вечернее затишье, персонал готовил ужин и сплетничал. Ей всегда нравилось это время суток – после продуктивной работы в студии и перед ужином. Эти часы предназначались для того, чтобы сидеть у пылающего камина или в одиночестве бродить по холмам. Но теперь появился тот, с кем хотелось их разделить. Приблизившись к двери Адама, она подняла руку, собираясь постучать.
Звук голосов остановил ее. Если отец снова втянул Адама в очередной спор, она сможет узнать что-нибудь полезное о Рембрандте и, наконец, успокоиться. Пока она колебалась, по дому прокатился стук молотка парадной двери. Пожав плечами, Кирби направилась открывать.
Адам переложил передатчик в другую руку.
– Я только сейчас смог позвонить. К тому же ничего нового не произошло.
– Ты должен проверять каждую ночь, – раздраженно ответил Макинтайр. – Черт подери, я уже начал думать, что с тобой что-то случилось.
– Если бы ты знал этих людей, понял бы, насколько это глупо.
– Они ничего не подозревают?
– Нет. – Адам вновь проклял свою работу.
– Расскажи мне о Меррик и Хиллере.
– Харриет очаровательная и яркая женщина. – «Но отнюдь не безобидная». Он подумал об их ночном приключении, но ничего не сказал. Решил, что поступок Кирби не имеет к его заданию никакого отношения. Непосредственного отношения. Адам и так чувствовал себя использованным. – Хиллер очень вежливый и отпетый жулик. Я вошел как раз вовремя, чтобы помешать ему ударить Кирби.
– Почему он хотел ее ударить?
– Из-за Рембрандта. Он не верит, что отец держит ее в неведении. Он из тех людей, которые считают, что могут добиться своего грубой силой, если, конечно, противник меньше него.
– Звучит как хвалебная песнь. – Мак слышал, как изменился тон Адама. Если он спутался с этой женщиной. Нет, им такое не нужно. – Я получил данные о Викторе Альваресе.
– Брось это. – Адам говорил как можно более естественно, зная, каким проницательным может быть Мак. – Дохлый номер. Я уже проверил, он не имеет никакого отношения к Рембрандту.
– Тебе лучше знать.
