— Да, я это прекрасно понимаю, и когда он не говорит о работе, то все становится совсем замечательно.
— Похоже, он уже сумел очаровать тебя.
— Да, сумел. И мне кажется, я даже успела в него влюбиться. Но разве так бывает? А ты когда-нибудь влюблялся так, что от этого голова шла кругом?
* * *
Следующая неделя выдалась довольно однообразной и не слишком запоминающейся, если, конечно, не считать ночей, проведенных в объятиях Маркуса.
Сегодня он отправил проверенного фотографа снять коллекцию, оставшуюся в Лос-Анджелесе, для каталога «Ваверли», получил от ее помощника Дэвида Херли все необходимые сведения и договорился о перевозке картин в Нью-Йорк.
Да и сама Эйвери не сидела без дела, обговаривая постройку новых зданий с руководством благотворительного фонда. Адвокаты наверняка безбожно на всем этом наживутся, зато так она действительно сможет помочь детям.
Сегодня Эйвери пригласила Маркуса составить ей компанию на открытие галереи, куда ее пригласили, но он отговорился тем, что ему нужно будет общаться с Дэвидом как раз в это время из-за разницы часовых поясов. Эйвери уже почти собралась и зашла в кабинет попрощаться с Маркусом.
— Ух ты, может, мне все же пойти с тобой? — удивленно произнес Маркус и встал из-за стола.
Как всегда, при виде Маркуса, Эйвери почувствовала, как по телу разливается приятное теплое чувство, и слегка повернулась, чтобы он смог по достоинству оценить ее ножки и полупрозрачное коктейльное платье, купленное специально ради сегодняшнего вечера.
— Боишься, что меня кто-нибудь похитит? — усмехнулась она.
— Пусть только попробует, ведь тогда ему придется иметь дело со мной, — мрачно отозвался Маркус.
Эйвери глубоко вздохнула. Он впервые хотя бы косвенно назвал ее своей. Так что для нее сегодня никаких других мужчин точно не будет, ведь ее сердце остается дома, с Маркусом. А может, он чувствует к ней то же самое, что и она к нему?
Но в эту секунду позвонили в дверь.
— Мне пора.
— Тебе еще нужно заново накрасить губы.
— Но с ними все в порядке…
Тут Маркус накрыл ее губы своими в долгом поцелуе, ясно давая понять, что с нетерпением ждет ее возвращения.
— Я могу вообще никуда не ходить, — предложила Эйвери, чувствуя, как внутри ее закипает жар. — А водителя можно отослать.
— Очень заманчивое предложение, но мне действительно нужно работать, — вздохнул Маркус, аккуратно разворачивая ее за плечи и легонько подталкивая к двери. — Хорошо отдохни, но не слишком хорошо, договорились?
Все еще не переставая счастливо улыбаться, Эйвери села в машину, подкрасила губы и поехала на открытие галереи.
Добравшись до места, она поздоровалась со всеми знакомыми, прошлась по залу и взяла у официанта бокал шампанского, но потом передумала и поменяла его на минералку.
— Эйвери! Как давно я тебя не видел! Эйвери заставила себя улыбнуться:
— Питер Камерон! Как я рада тебя видеть. Как ты оказался в Лондоне?
Она подалась вперед, чтобы поцеловать Питера в щеку, следуя принятым среди этого круга правилам приветствия знакомых, вот только его губы почти коснулись ее губ. И это явно не случайность. Эйвери лишь с трудом удержалась от того, чтобы не стереть с лица его прикосновение.
— Продвижение по службе, что же еще? — усмехнулся Питер. — Я теперь в главном офисе Ротшильда в Вест-Энде.
Последний раз она видела его еще в Лос-Анджелесе, и тогда он неотступно следовал за ней по пятам. Как мужчина он был вполне ничего, вот только некоторые черты его характера заставляли ее держаться настороже.
— Еще не успел соскучиться по солнцу и пляжам? — спросила Эйвери, через плечо Питера глядя на часы и прикидывая, как скоро она сможет отсюда сбежать.
— Пока еще нет, у меня для этого слишком много дел, хотя я и не представляю, как переживу британскую зиму. А что ты делаешь в Лондоне?
— Я переехала сюда, чтобы быть рядом во время болезни отца, а теперь решила остаться здесь насовсем.
— Сочувствую твоей утрате, — мимоходом заметил Питер. — Но раз уж мы оказались в одном городе, нам нужно держаться вместе. Что ты делаешь завтра вечером?
Стараясь ничем не выказывать отвращения, Эйвери мягко высвободила свою руку, которую он для убедительности схватил, и ответила:
— Извини, мне есть с кем проводить вечера.
— Так, значит, это правда? Я его знаю?
— Возможно. Он работает на ваших конкурентов. Маркус Прайс.
При этом имени Питер даже присвистнул.
— А он не промах. Готов поспорить, это именно он уговорил тебя продать коллекцию Каллена.
И это говорит Питер, который всегда пытался познакомиться с ее отцом, чтобы разведать, согласится ли он продать коллекцию.
— Думаю, к тебе это не имеет никакого отношения. Питер развязно подмигнул ей:
— Да, о том, что происходит под одеялом, не принято говорить, я понимаю. Но советую тебе серьезно подумать о том, чтобы передать коллекцию Ротшильду. Я лично гарантирую, что мы все сделаем намного лучше.
От такой наглости Эйвери не на шутку разозлилась, но, к счастью, с детства привитые манеры взяли верх над злостью. Ведь здесь столько фотографов, что если она выйдет из себя, то потом еще две недели будет любоваться на себя во всех газетах и журналах.
— Слушай, приятно было с тобой поболтать, но мне действительно пора. У меня дела.
В конце концов, быть рядом с Маркусом — для нее сейчас самое важное дело, так что она даже не соврала.
— Передавай привет Маркусу, — подчеркнуто неискренне попросил Питер.
— Обязательно, — пообещала Эйвери, мечтая оказаться где-нибудь подальше. От этого разговора она чувствовала себя просто отвратительно, словно грязные намеки Питера могли прилипнуть к их с Маркусом отношениям.
— Приятно видеть, что этот парень наконец-то добился успеха, хотя ты вряд ли сумеешь до конца сгладить его характер.
— Сгладить характер? — переспросила она, не имея ни малейшего понятия, о чем он сейчас говорит.
— Ну, я слышал, ему пришлось немало потрудиться, чтобы добиться своего нынешнего положения. Его мать умерла в тюрьме от передозировки, и его воспитал дед, которому, по слухам, даже пришлось заплатить отцу Маркуса, чтобы тот и близко не подходил к ребенку. Я говорил с парой его старых школьных приятелей, и они все как один повторяют, что он уже тогда стремился чего-то добиться. А учился он в частной школе, разумеется, на стипендию.
— Разумеется, — повторила Эйвери, начиная уважать Маркуса еще сильнее.
И если можно было бы любить еще больше, чем она его и так уже любила, то, несомненно, именно это она бы сейчас и сделала. Маркусу пришлось самому пробивать себе дорогу в жизнь, а не получать все готовенькое на золотой тарелочке в двадцать четыре карата, как ей самой.
