— Что ж, гонец, принесший добрые известия, — улыбаясь, сказал ему император, — ступай к моему казначею и получи свои наградные деньги!
Диафеб рассмеялся шутке.
— Видеть ваше величество довольным — вот самая дорогая плата за добрые известия, — ответил он. — И если говорить коротко, то заключаются они вот в чем: севастократор одержал чудесную победу. Он снял осаду с Пелидаса, взял множество пленных и не намерен останавливаться до тех пор, пока последний турок не будет изгнан из Византии.
— Нам жаль, что его сейчас нет с нами, — промолвил император, снова усаживаясь и поправляя пурпурные подушки.
— Севастократор прибудет, как только появится возможность, — сказал Диафеб.
Тут в зал вошли императрица, а с ней придворные дамы и принцесса Кармезина. И Кармезина поцеловала Диафеба в щеку, как брата, и шепнула ему, что очень рада его видеть.
Диафеб тотчас приосанился и перецеловал руки и края рукавов всем дамам, а перед императрицей встал на колени и поцеловал край ее платья. Все дамы остались этим очень довольны, только Эстефания подумала про себя: «До чего же он нахален, этот Диафеб! Прикоснулся губами к моему запястью, чуть отодвинув рукав! А если бы он захотел поцеловать подол моего платья, я приподняла бы юбки, и ему удалось бы дотронуться до моей щиколотки». От этой мысли она задохнулась и едва не упала в обморок.
Император позвал слуг, подняв левую руку, и приказал, чтобы с Диафеба тут же, в присутствии их величеств, сняли доспехи и облачили в упланд длиной до пят, роскошный и расшитый жемчугами.
Диафеб ничему не сопротивлялся и даже и не думал возражать; он подчинялся заботам слуг, поднимал и опускал руки, когда они его об этом просили, стоял неподвижно и позволял вращать себя то влево, то вправо. Наконец его переодели и обтерли платком его лицо.
Двое прислужников собрали все снятое с Диафеба и унесли, а император предложил Диафебу устроиться на скамье, установленной перед троном, что и было исполнено. Все дамы расселись в зале вокруг императора, составляя прекрасную раму для своего повелителя. Диафеб видел, что принцесса Кармезина и Эстефания крепко взялись за руки, словно из страха утонуть, если будут держаться порознь, но при том обе впились в него взглядом. Диафеб знал, что принесет много радости Кармезине, если станет говорить о доблести, подвигах и разумности Тиранта; но знал он также, что если будет он рассказывать все это мягким и ласковым тоном, то доставит счастье Эстефании. И потому он постарался угодить им обеим.
Таким образом Диафеб рассказал обо всем, что происходило с самого дня их отъезда из Константинополя: о хитрости с кобылами, о смятении в лагере турок, о кровопролитнейшем сражении, о множестве пленных, о бегстве врагов и преследовании их, а еще о том, как Великий Турок был осажден на горе, и о том, как Тирант отверг всякую возможность мира с неприятелем.
— Турок Абдалла Соломон, уплывая к своему господину на том же утлом суденышке, или, лучше сказать, на плоту, — продолжал Диафеб, — был весьма признателен севастократору за сытный обед и за все те любезности, которые он встретил в нашем лагере. Если верить словам лживого турка, то скоро в Византии соберется столько недругов, что сама земля с трудом сможет их выдержать, но мы в это не верим.
Император, услышав такие слова, сильно побледнел, но Диафеб только усмехнулся:
— У наших врагов не осталось ничего, кроме пустых угроз.
Он повернулся и дунул на хрустальную собачку, отчего та с певучим лязгом раскрыла и захлопнула пасть.
Диафеб утопал в роскоши. Ему прислуживали только придворные дамы императрицы, как он попросил, а не обычные служанки. Правда, Диафеб остался не вполне доволен, ибо, прося о такой чести, он подразумевал самых красивых дам и девиц, а к нему прислали самых знатных, и это оказалось не одно и то же.
Для брата и посланца севастократора приготовили ванну, полную ароматных лепестков, которые плавали в благоуханной воде; затем волосы Диафеба причесали гребешками искуснейшей работы. Эстефания выпросила себе привилегию накрутить на пальцы локоны Диафеба и предавалась этому занятию так старательно, что скоро вся голова молодого франка оказалась покрыта кудряшками, как у барана.
Вскоре после этого в покои к Диафебу явился сам император, и до самой полуночи они разговаривали о войне. Император спросил посланника, что он на самом деле думает о сложившейся ситуации. Диафеб ответил:
— Предстоит еще одно сражение, потому что турки не уйдут без боя. Абдалла предупредил нас об этом, когда уезжал с нашим отказом от перемирия.
Император вздохнул и заговорил о другом:
— Пленных пересчитали, и вышло четыре тысячи триста человек. Я хочу передать с вами деньги для Тиранта — по пятнадцать дукатов за каждого пленника. Завтра всю сумму доставят в ваши покои.
Диафеб поблагодарил императора. Но он знал, что Тирант наверняка раздаст всю свою награду тем сеньорам, которые согласились повиноваться ему и не затевать смуты с герцогом Македонским.
Вскоре после этого государь оставил Диафеба и позволил ему отдохнуть.
Однако на рассвете Диафеб уже пробудился. Сперва ему показалось, что какая-то чрезмерно любопытная мышь бегает по его лицу, но затем он понял свою ошибку. Его щекотал солнечный лучик, и этим лучиком кто-то управлял.
Приподнявшись на постели, Диафеб увидел сидящего на дереве пажа с зеркальцем в руках. Как мог Диафеб не узнать это зеркальце, если Тирант вытащил его из сундука прямо на глазах у своего брата! И по одной только этой примете Диафеб догадался, кем подослан паж.
Он подошел к окну и высунулся наружу.
— Ты что здесь делаешь? — тихо окликнул пажа Диафеб.
— Меня прислала ее высочество принцесса, — ответил паж. — Она желает поговорить с вами, а если вы в чем-то сомневаетесь, то эта вещица должна убедить вас куда быстрее, чем я.
И с тем паж, двигаясь проворно, как обезьянка, слез с дерева и убежал.
Диафеб оделся и отправился в покои принцессы. Он мог только мечтать о том, чтобы и Эстефания находилась там. Впрочем, он знал, что Эстефания — девица расторопная и своего не упустит.
Так и вышло. Едва Диафеб ступил в покои принцессы, как Эстефания схватила его за руку и, путаясь в длинных шторах, закрывавших вход, притянула к себе и стала целовать в губы. А затем оттолкнула и ввела в комнаты.
Принцесса стояла у окна, но, заслышав у себя за спиной шаги, быстро обернулась и так и просияла улыбкой. Она протянула к Диафебу руки, привлекла его к себе и поцеловала в лоб.
— Дорогой брат! — воскликнула она обрадованно. — Есть ли у вас весточка для меня?
— Кажется, — сказал Диафеб, — все новости я уже рассказал вчера вашему батюшке и всем дамам, которые при этом присутствовали.
— Как! — огорчилась Кармезина. — И ни одного известия вы не приберегли для меня? Ваш кузен — хуже любого турка в таком случае! Он захватил в плен четыре тысячи триста человек, так что ему еще одна душа, которая томится, им плененная! Ужасное высокомерие… Должно быть, он и думать обо мне забыл. Еще бы, столько забот! На его плечах — целая армия, и вся страна, и полчища неприятелей…
