— Я видел то, что вы сделали.
— Правда? — Севастократор чуть улыбнулся. — И что же вы видели?
— Скажите, — настойчиво попросил герцог, — как вам удалось так быстро отыскать преступников?
— В преступниках никогда нет недостатка, и разыскать таковых не составляет труда.
— Неужто они совершили все те преступления, за которые их повесили?
— Во всяком случае, никаких других преступлений они больше не совершат.
Тирант перестал улыбаться. Герцог увидел, что севастократор едва держится на ногах от усталости, но это стало заметно лишь теперь, а прежде Тирант выглядел очень веселым и оживленным.
— Прошу вас, зайдите в мой шатер и освежитесь, — забеспокоился герцог. — Как вы себя чувствуете? Я сожалею, что докучал вам вопросами. Хочу угостить вас вином из моих виноградников. Я возил с собой. Такого вы еще не пробовали.
— Благодарю, — сказал Тирант.
Он вошел в шатер герцога и опустился на раскладной стульчик с сиденьем из шкуры леопарда и с ножками из резного черного дерева.
Герцог велел подать севастократору неразбавленного вина и, пока Тирант утолял жажду, внимательно его рассматривал.
— Вы должны беречь себя, — посоветовал ему герцог де Пера. — В молодые годы мы считаем, будто запасы сил у нас неограничены, однако это прискорбное заблуждение. И молодость, поверьте мне, оставляет человека слишком скоро.
— Но у меня нет времени для этого, — ответил Тирант.
— Кто были эти казненные? — спросил герцог де Пера. — Кого вы повесили?
Тирант долго молчал, прежде чем ответить, и наконец сказал:
— Обещайте никому не говорить.
Герцог приложил руку к сердцу.
— В таком случае, я открою вам правду, — произнес Тирант. — Эти бедняги, которые служат теперь устрашением для бунтовщиков, — просто убитые солдаты, которых я подобрал на поле боя. Я не знаю, кто они.
— Вы опозорили их, — не веря услышанному, вымолвил герцог. — Вы жестоко надругались над телами ни в чем не повинных людей!
— Если они и согрешили когда-либо при жизни, — ответил Тирант, — то теперь все их грехи будут прощены, а то, что я сделал с ними, зачтется им как мученичество. А через три дня я прикажу предать их христианскому погребению.
— Но что будет с вами? — не мог успокоиться герцог. — Что вы делаете со своей душой, севастократор, и что вы делаете с вашим сердцем?
— Мое сердце остается в неприкосновенности, потому что я не стал брать его с собою на войну, а вместо этого вручил достойнейшей девице; что до моей души — если я и поступил жестоко, то лишь ради императора.
— Выпейте еще вина, — предложил герцог. Он во все глаза смотрел на Тиранта и мог только качать головой.
* * *
После забот чрезмерно долгого дня все так утомились, что прочее Тирант решил предоставить дню следующему и отдал приказание всем отдыхать.
На рассвете севастократор был уже на ногах и смотрел, как по его распоряжению возводят большой двускатный шатер и водружают наверху крест: здесь предстояло служить мессу, и еще этот же шатер должен был использоваться для собраний. Жить же в нем никому не дозволялось.
И едва только зазвонил подвешенный под крышей шатра колокол, как Тирант отправился слушать мессу. Диафеб тоже явился, но устроился в шатре так, чтобы севастократор сидел к нему спиной и не мог видеть, как кузен его зевает во весь рот.
На мессу пришли все знатные сеньоры, за которыми Тирант нарочно послал, дабы они не пропустили ничего важного. Все они расположились в этом шатре, как в настоящей церкви, и были очень признательны севастократору за проявленное внимание.
Когда же месса закончилась, в том же шатре начался совет, потому что до сеньоров дошли слухи о самых разных вещах. И одни известия были радостными, а другие — волнительными и неприятными.
Тирант заговорил первым. Он начал с того, что поблагодарил всех сеньоров, которые пришли и согласились помогать ему во всем, что он предпринимает.
— Не думайте, что я не замечаю ваших забот обо мне, — начал Тирант, обводя их глазами и улыбаясь каждому. — Ведь я вижу, как вы трудитесь ради того, чтобы мы одержали победу над ненавистным врагом. И многие из вас одержали также победу над собой и согласились подчиняться мне — не ради меня самого, ибо я не обольщаюсь касательно моих способностей, — но ради общего дела.
Они молчали, ожидая, что последует за этим вступлением. Севастократор уже не раз доказывал им, что способен удивить даже тех сеньоров, которые, как казалось, давно утратили способность удивляться.
Но ничего странного на сей раз Тирант им не сказал.
— Осажденные нами турки попросили пощады, — объявил он. — Сидя на горе без припасов и воды, они испытывают большие неудобства. И пока эти неудобства не превратились в настоящие страдания, они решили сдаться на нашу милость. Я распорядился собрать для них еды и питья, а когда они немного соберутся с силами, их приведут сюда, чтобы затем они были отданы в рабство.
— Превосходно! — воскликнул Диафеб.
Некоторые сеньоры с ним согласились, но большинство сохраняло угрюмый вид, и Тирант насторожился.
— Что случилось? — спросил он. — Происходит нечто, о чем я не знаю?
Он подумал о виселице и о семи телах, которые там раскачивались, и у него неприятно заныло под ложечкой.
— Да, севастократор, — выступил один из сеньоров. — Нам стало известно, что герцог Македонский обобрал всех мертвецов в том турецком лагере, который мы разгромили. Он взял огромную добычу. И никогда прежде не бывало столь великолепной и богатой добычи, как та, которую он присвоил вместе с жителями Пелидаса.
Тирант опустил глаза, потому что о герцоге Македонском говорили как о мародере.
— Пелидас сильно пострадал во время осады, — произнес наконец севастократор. — Возможно, герцог Македонский лишь восстановил справедливость, когда позволил жителям взять себе деньги, драгоценности и одежду убитых турок. Ведь те причинили им немалый урон!
— Мы считаем, что тоже заслуживаем своей части добычи, — заметил сеньор Малвеи. — И вы не можете запретить нам потребовать своего.
Тирант долго молчал, обдумывая услышанное, и в конце концов вынужден был признать, что эти сеньоры правы.
— Но как нам принудить герцога Македонского поделиться? — спросил он. — Я не вижу такого способа.
— Мы отправим к нему посольство и попробуем договориться по-хорошему, — сказал граф де Сен-Жорди.
* * *
— Граф де Сен-Жорди? — переспросил герцог Македонский с таким видом, словно впервые слышал это имя. — Но что ему нужно?
— Он прибыл от севастократора Тиранта Белого и желает поговорить с вашей милостью, — доложил слуга, низко кланяясь.
